Молоток выпал из руки Цурумацу, и друзья крепко обнялись. У плотника чуть кости не захрустели от такого проявления дружеских чувств. Сайдзё превратился из приземистого, коренастого мальчишки в рослого молодого мужчину, превосходного боксера; он так обрадовался встрече с другом, что немного не рассчитал силу мускулов.
— Цурумацу, я приехал сюда, как только узнал, что ты снова в Симоде! — улыбнулся Сайдзё, ослабляя железные объятия и наконец-то выпуская его на свободу. — Мой старый друг, сколько же времени мы с тобой не виделись?!
— Пожалуй, года четыре, а может, и все пять, — покачивая головой, произнес Цурумацу.
Вспомнил он, при каких страшных обстоятельствах расставались: Цурумацу страдал и мучился из-за того, что потерял возлюбленную, а Сайдзё молчал и только изредка тяжело вздыхал, бессильный хоть чем-нибудь помочь несчастному другу.
— А ты отлично выглядишь, Сайдзё-сан! Слышал я, что как боксер ты сумел сделать себе имя в Эдо. Ты, говорят, стал знаменитостью!
Он отступил на пару шагов и оценивающе оглядел внушительную фигуру товарища.
— Ну кто бы мог подумать, что мой толстый, приземистый приятель превратится в образец мужской красоты? Да по тебе можно изучать анатомию мускулов! А вот теперь взгляни на меня… такого доходягу даже мужчиной-то стыдно назвать! — Постучал себя по впалой груди и рассмеялся.
Торжественный и несколько напряженный момент встречи наконец плавно перешел в теплый, дружеский разговор; старые друзья снова обнялись. В тот же вечер Сайдзё пригласил Цурумацу в местную харчевню — не спеша выпить по чашечке саке. Это их любимое место, оно наводило на воспоминания о беспечных вечерах юности. Именно здесь друзья проводили много времени, попивая крепкое, горячее саке и упражняясь в товарищеских боях. Цурумацу вздохнул: нет, ускользнуть от прошлой жизни в Симоде невозможно, все здесь напоминает ему о ней.
В харчевне толпились завсегдатаи, и Цурумацу очень скоро почувствовал их явный интерес к себе. Старые знакомые и совсем неизвестные ему люди время от времени кидали в его сторону косые взгляды, стараясь делать это незаметно. Жители поселка, видимо, пытались оценить со стороны молодого плотника и сделать свои выводы. Особенно важно это теперь: бывшая его возлюбленная Тодзин Окити освободилась от рабства у иноземного дьявола и могла действовать по своему усмотрению.
А Цурумацу не мог, да и не хотел ничего объяснять этим людям, тем более вступать с ними в противоборство. Хорошо понимал, конечно, что будущее его как плотника и мастера-краснодеревщика непосредственно зависит от количества заказов, а их должны делать именно они. В отличие от Окити самого Цурумацу здесь считали жертвой происшедшей трагедии. Это она, Тодзин Окити, бросила возлюбленного, предала и предпочла незаконную связь с чужеземцем. Не учла даже, что та страна поставила Японию на колени, заставив выполнять невыгодные условия договоров. Что ж, в Японии всегда легче осудить женщину, чем мужчину, — для него, если постараться, можно найти оправдание любого поступка. Жители Симоды, по-видимому, собирались принять Цурумацу в свое общество и даже помочь ему стать самым популярным плотником и мастером по изготовлению мебели на заказ.
Но он-то не мог расстаться с прошлым и, поддавшись соблазну, просто плыть по течению. Не таков Цурумацу, чтобы позволить себе наслаждаться собственным успехом и процветанием, отбросив прочь все остальное. Не мог забыть он Окити, эту яркую и неповторимую женщину из Симоды. И не важно, что говорят о ней другие, — его собственная жизнь без нее неполна, не узнает он счастья, пока не вернет Окити.
Решил он поделиться своей печалью с Сайдзё. Правда, сам его друг не раз пытался наладить отношения с женщинами, но все кончалось полным провалом. Сайдзё, известный своим легкомыслием, не лучший советчик в подобных делах. Но у Цурумацу не осталось больше близких друзей, а выговориться хотелось. Понимал, что друг его — циник и, конечно, все внимательно выслушает, но ни за что не одобрит того плана, который задумал привести в исполнение Цурумацу. Похоже, молодой плотник сознательно загонял себя в западню.
Угрозы, предупреждения, просьбы Сайдзё, разумеется, потерпели фиаско, и Цурумацу решил претворить в жизнь задуманное в одиночку. Тогда боксер сдался; давно все же знал друга, а потому нехотя согласился помогать ему и сдержал свое слово. «Сейчас ты известный человек, лучший плотник в Симоде, — говорил ему тогда Сайдзё. — Все жители поселка уважают тебя, приходят с заказами и платят за работу хорошие деньги. А Окити занимается салоном-парикмахерской. Так, может, пусть все идет своим чередом? У нее свои заботы, а у тебя свои. Почему ты не можешь забыть прошлое? Окити не принимает ни один порядочный житель Симоды; свяжешь с ней свою жизнь — здорово скомпрометируешь себя. Дело может кончиться тем, что потеряешь все. Неужели и это тебя не остановит?»