Бабочки Креза. Камень богини любви

— Нет, — досадливо отмахнулась Варя. — У нас никто не водится. Просто я сегодня видела черта, который ко Льву Борисовичу шел. Я как раз встала, а уснуть не смогла, сидела у окошка — и вдруг вижу: на крыльцо Льва Борисовича откуда ни возьмись кто-то высокий поднимается! Я думаю: кто ж в такое время по гостям ходит? А он вдруг споткнулся да и говорит: «Черт!» А черти — они же мысли человеческие уловляют. Он услышал, что я подумала, и ответил мне. Получилось: «Кто ходит?» — «Черт!»

— Да тот человек просто споткнулся, вот и чертыхнулся, — возразила Аглая, хотя по плечам ее так и начали прохаживаться чьи-то ледяные пальцы. — Ты сама говорила, что он споткнулся.

— Споткнулся потому, что я его спросила, — настаивала Варя. — И потом, у нас на часах как раз полночь пробило. Самое время чертям шляться!

«Полночь», — подумала Аглая. Примерно в полночь она как раз была в овраге под Лыковой дамбой, около домика Натальиной тетки. А Гектор вполне мог уже оказаться у Шнеерзона…

— А ты черта хорошо разглядела? — спросила она осторожно.

— Да нет, не очень, — с явным сожалением ответила Варя. — Темно было. Но он был тако-о-ой огро-о-омный! — протянула она. — Плечи — во! Руки — во! И у него из руки пламя вот так раз — и вырвалось…

— Пламя из руки? А рога ты видела? — слабо усмехнулась Аглая. — А хвост?

— Ничего такого не видела, — вздохнула Варя. — Темно было, я ж говорю.

Пламя из руки? Наверное, Гектор чиркнул спичкой, а Варе почудилось невесть что. Правда, на берегу он говорил, что обронил где-то коробок. Ну, может, он просто так говорил, не хотел с костром возиться. Да и не суть важно.

— И что было потом?

— Потом я испугалась: как же Лев Борисович с чертом сладит? Спать неохота было, я осталась у окошка и смотрела. Долго смотрела — черт все не показывался. Глядь — из трубы дымок пошел. Ага, думаю, Лев Борисович огонь в камине разжег, чтобы черт в трубу вылетел, как ему и положено. И решила спать идти, коли так. А уснуть никак не могла. Прямо как у старой бабки — глаза не спят, в потолок глядят! — хихикнула девочка. — Опять пошла к окошку, а тут черт как раз и вышел. Значит, он в трубу не вылетел, а своими ногами ушел. Ты его видела?

— Видела, — слабо кивнула Аглая, у которой уже не было сил даже на страдания по поводу того, кто оказался тем чертом. — Видела…

Варя зевнула, и Аглая мигом начала тоже зевать. Эх, лечь бы прямо вот тут, на крыльце, и уснуть…

— Спать хочешь? — сквозь зевоту спросила Варя. — Оставайся у меня ночевать, а? Ну куда ты ночью побредешь? Может, черт еще недалеко ушел и тебя ка-ак схватит… А я тебе на диванчике постелю.

Аглая, не говоря ни слова, поднялась и, не чуя ног, хватаясь за стенки, поплелась за Варей. Казалось, они долго-долго шли, но вот наконец подвернулся под колени диван, Аглая села на него — и уснула, кажется, еще раньше, чем легла.

— Матушка императрица, а ведь тебе везет в макао! [4]Ма, — сказал человек в роскошном, шитом золотом кафтане и покачал пудреным париком, очень шедшим к его смуглому, точеному лицу. — У тебя девять очков, а у меня только шесть. Выигрыш твой! Удача тебя любит, что и говорить!

— Что и говорить, — с легким акцентом повторила невысокая женщина в голубом серебристом платье. Шелковый лиф туго облегал полный стан, а юбка и рукава были сшиты из какой-то сверкающей и очень жесткой ткани, которая так и топорщилась на складках и сборках.

«Что ж за ткань такая? — задумалась во сне Аглая. — Может быть, парча? А почему у платья бока так странно торчат? Да ведь это фижмы [5], честное слово! У нее под платьем фижмы надеты! А в волосах… а на плечах… а на пальцах-то!»

В напудренных волосах, на плечах, в ушах и на пальцах дамы сияло целое состояние. Бриллианты, бриллианты… Ах боже мой, отроду Аглая не видела таких сокровищ, ну прямо россыпи Голконды! [6]

Но все они померкли, когда красавец в парике с таинственной улыбкой вынул из кармана и протянул даме совершенный бриллиант немыслимых размеров и необыкновенного сверканья.

— Прими, Катерина Алексеевна, императрица всея Руси и души моея, — проговорил он прочувствованно. — От верного раба твоего и вечного друга.

— Откуда у тебя такое чудо, граф? — изумленно воскликнула дама.

— Для вашего услаждения, — скромно и вместе с тем с гордостью ответствовал мужчина, — выкупил вчерась за четыреста тысяч у Иоганна Агазара. То есть у… как его там…

Аглая вскинулась. Все исчезло. Без следа развеялся сон о давнем-предавнем годе, когда граф Орлов, желая потрафить любимой и возлюбленной императрице, купил для нее у банкира Иоганна Агазара, носившего в России, правда, несколько иное имя, баснословный бриллиант весом в сто девяносто пять каратов, ограненный розою и некогда бывший вставленным в скипетр индийского Надир-шаха. Аглая обнаружила себя в тесной комнатушке, заставленной тяжелой, громоздкой мебелью. В углу простая кровать, на которой спит девочка со смешными жидкими косичками, разметавшимися по лоскутному одеялу. А сама Аглая полулежала на небольшом диванчике, покрытая таким же одеялом. Рядом на стуле висело ее изрядно перемазанное платье, тут же стояли туфли.