Марго взглянула на нее и тотчас отвернулась снова. На глаза навернулись слезы. Женщина положила ей руку на колено и Марго расплакалась.
– Он мечтал когда-нибудь тебя увидеть, – сказала Саяна, легонько поглаживая Марго по волосам. – Говорил: «Увидеть мою Сороку, и умереть». А ты на него похожа. Только ты – красивая, – добавила она с улыбкой.
Постепенно Марго перестала плакать.
– Почему он не писал родным? – спросила она. – Его мама еще жива, и живет там же, в Краснодаре.
Тогда Саяна рассказала ей все, что знала об этом странном человеке.
В Александре Львовиче Кашкине кипела осьмушка цыганской крови. Он был темпераментен, влюбчив, азартен, плохо переносил монотонность будней. Ему всегда нужно было куда-то бежать, ехать, лететь – перемещаться. Можно только удивляться, как с таким характером он выучился музыке. В этом, наверное, заслуга другой крови, а их в нем было намешано немало. Но – выучился, причем на рояле и на скрипке. Играл в нескольких оркестрах и группах, имел массу знакомств, а потому вечно срывался на концерты, съемки, шоу – куда и когда бы ни позвали. Отсутствовал дома месяцами, зато когда приезжал – не было на свете более любящего мужа и отца. Жену и дочку обожал, но сбегал, как только приедалась спокойная семейная жизнь.
– Хочу, чтобы каждый день с тобой был как праздник, – говорил он Татьяне, уезжая.
Она бросала ему вслед тарелки, обзывалась, а потом ревела.
Деньги перечислял небольшие, но регулярно. Сколько зарабатывал – сам не знал. Любил шикануть, мог спустить круглую сумму на гулянку, или на подарки домашним, если соскучился.
В тот, проклятый, раз ему особенно повезло. В разгар лихих девяностых выпала поездка в Прагу – какой-то воротила решил снять клип. Деньги текли рекой, музыканты после съемок кутили в ночном клубе. Александр, или Шурик – так его звали чаще, перебрал. Хвастался гонораром, пьяный пошел в гостиницу пешком, прихлебывая пиво из бутылки. Когда на него напали, он просто шваркнул бутыль о стену, и получившейся «розочкой» расправился с грабителями.
Один из бандитов погиб – это Шурик понял сразу, другие разбежались, побоявшись связываться. А он, протрезвев, схватил вещи – всего-то скрипка, да сумка с бельем, и бросился в бега. Откуда ему было знать, что никто не заподозрит его в убийстве?
Не найдя Шурика, его вещей и документов в номере, коллеги не удивились – он часто срывался, никого не предупредив. Когда домашние начали розыск, кто-то вспомнил, что видел его с женщиной. Пару месяцев спустя Татьяна получила от него единственное письмо, о котором не сказала Марго. Оно был коротким: Александр прощался и просил прощения. Никаких подробностей, ни объяснений, ни адреса – ничего. Тогда родные решили, что он, бросив семью, начал за границей новую жизнь.
Тем временем Шурик бродяжничал, промышлял воровством, скатился. Потерял фалангу пальца – отрезали, когда не смог вернуть долг. Взяли его в Вене, за наркотики. К тому времени от прежнего Александра Кашкина ничего не осталось, даже документов. Сам он своего имени не назвал, поэтому родственники так и не узнали о его судьбе.
Отсидев, вышел, пьянствовал, воровал, и вновь бы оказался в тюрьме, если бы не случай. В электричке встретил русского батюшку. Разговорились. Стал жить при храме, со временем покаялся в убийстве. Собрал денег, и через двенадцать лет после побега вернулся домой.
Только в дом зайти не посмел. Как можно прикоснуться к жене и дочери грязными лапами? Как посмотреть в глаза матери? Убийца, и есть убийца. Ни к чему им такой.
Поболтался в городе, узнал, что Татьяна снова вышла замуж. Начал пить, уехал на Север. Со временем очутился в Иркутске. Там и встретил Саяну, одинокую, беременную, только что потерявшую мужа – баяниста. Пожалел, стал заботиться, как мог. Она его и окрестила бурятским именем Суран – похоже на Шуру. Пить Суран стал меньше, освоил инструмент, начал зарабатывать. Малышку любил как дочь. К Саяне же ни разу не прикоснулся, как к жене. Считал себя убийцей, не хотел осквернять ее этим. У убийцы не должно быть жены.
– Он тебя любил очень, – закончила свой рассказ Саяна. – Но не мог себе простить того человека, которого убил. Поэтому и не писал – боялся вас испачкать.
Игорь улетел во вторник, переложив всю аудиторскую работу на Эдика и остальных, чтобы Марго могла дежурить в больнице. Она и дежурила, вместе с малышкой, которая наотрез отказалась уходить домой без «абы». Саяна не могла бросить работу, поэтому Раджана осталась в больнице на попечении Марго. Девочка оказалась сообразительной и смелой, быстро привыкла к незнакомой тете и стала рассказывать о себе. Марго повела ее в кафе обедать и все время испытывала странное чувство, будто разговаривает сама с собой, только с маленькой, через сжатый невидимый тоннель в двадцать два года.
Конечно, ведь Раджану с рождения растил отец. Она была такая же восторженная и доверчивая, как Рита много лет назад. От этого хотелось плакать и Марго не удержалась, когда малышка рассказала, как находит монетки, которые не замечает папа. «Он говорит – я «глазастик», – хвасталась девчушка.