Бабский мотив

— Нет-нет, благодарю вас, вполне достаточно. Бунтовать против правительства на краковском рынке.., прямо как Костюшко! <Тадеуш Костюшко (1847 — 1817) — польский генерал, участвовал в польском освободительном движении. В 1794 г. отбил Варшаву у российско-прусского войска.>.

— А он бунтовал против правительства? — удивилась Мартуся.

— Да нет, с саблей в руке клялся в верности народу. Хотя русский царь наверняка счел бы это бунтом.

— Да брось ты эту историю, я ее все равно не знаю! Зато гражданка Борковская… Погоди-ка, кто мне про нее еще рассказывал? А, вспомнила, сценаристка. Ох и поливала она ее! Муж у сценаристки на канале ТВН работает, и, представляешь, Борковская договорилась выступить в прямом эфире на очень актуальную тему, а сама не явилась и даже не позвонила. Пришлось ему затыкать дырки в эфире какой-то мутотенью.

И кто же у нас эта Борковская в конце концов получается? Ответственный человек или глупая дуля?

— Дуля… — задумалась я. — Или дуль?

Дули на крыше, дули на грунтовке, на масляной краске… Про них почему-то всегда говорится во множественном числе… А если один такой дуль посередке? Или дуля? Слушай, а я на самом деле не знаю, какого рода эти дули.

Мартуся молча смотрела на меня с каким-то странным выражением лица.

— Можно полюбопытствовать, о чем ты только что говорила?

— О строительном браке. О дулях. Языковая проблема.

— А что такое вообще эти дули?

— В том-то и дело! Такие пузыри на поверхности, которой по идее следует быть идеально гладкой. Маленькие пузырики и большие пузырищи. И я никак не пойму, какого они пола: дуль или дуля?

— А какая нам разница? — осторожно спросила Мартуся.

— Никакой, — опомнилась я, потому что перед моим внутренним взором расстилались необозримые поверхности, усеянными проклятыми дулями. — Абсолютно никакой. Подожди, получается, что у нас два человека и два совершенно разных мнения. Еще кто-нибудь с тобой сплетничал?

— Нет, ничего конкретного, но в буфете кто-то обмолвился, что если вся прокуратура такая, то он готов записаться в преступники. А кто-то другой вмешался, что, дескать, не та это баба.

Мол, Томек говорил, что это совсем другая.

— Какой Томек?

— Какой-то. Томек, и все. Хочу тебе заметить, что подслушивала я в телецентре на Хелмской, а не на Воронича, на Воронича я почти всех знаю. В буфете как раз было битком, и кто что говорил, я не уследила, поскольку вела деловые переговоры.

— В буфет полагается идти после деловых переговоров!

— Так я и пошла после, да собеседник за мной увязался. Для меня это очень важно, извини, пожалуйста…

— У тебя и без того неплохие результаты в нашем следствии, — похвалила я Мартусю. — Думаю, ты права. Или баб две штуки, или мы имеем дело с необыкновенно противоречивой натурой.

— По-моему, их все-таки две, штуки.

— И по-моему выходит то же самое. Особенно учитывая, что одна лежала у меня на помойке, а вторая показалась ментам живая и здоровая.

Вопрос в другом: которую шлепнули? Наверное, все-таки ту, что поплоше: у нее в паспорте стоит фальшивый штамп о прописке. Ты бы не могла съездить на телевидение еще разочек и выловить мне этого Томска?

— Что, сию секунду?

— Нет, можно завтра…

— Так завтра я возвращаюсь в Краков!

— Тогда давай лови его по телефону. Методом пошагового приближения.

На мое несчастье, в этот момент прибыл пан Тадеуш. Я оставила его с Мартусей решать профессиональные проблемы и занялась приготовлением очередных бобов. Как выяснилось, они чудесно сочетаются с ветчиной. И под них замечательно идет красное винцо. Бобы оказались необыкновенно ценным кулинарным изобретением, потому что содержали только полезные калории и не полнили, благодаря чему можно было есть их тоннами без вреда для здоровья и красоты.

Интеллектуальных усилий бобы от меня не требовали, их разве что надо было посолить, поэтому я смогла целиком переключиться на тайны следствия. Заглядевшись на кастрюлю и поджидая, пока вскипит вода, чтобы высыпать замороженные бобы, я пришла к удивительному выводу.

После чего безжалостно прервала беседу Мартуси и Тадеуша.

— Пан Тадеуш, я не верю, что вы не обдумывали мою помоечную историю… — начала я.

— Не выражайся, — попросила Мартуся. — Не помоечную, а плакуче-ивовую.

— Пускай будет плакуче-ивовую, — покладисто согласилась я. — Вы ведь наверняка много чего знаете о Барбаре Борковской. Помню, как вы говорили: неприятная дамочка, то да се,.. Так расскажите!

Пан Тадеуш отнекиваться не стал и признался, что действительно немало выяснил про таинственную личность. На всякий случай закинул удочки на ее счет, потому что, когда такие вещи творятся у порога моего дома, ожидать можно каких угодно неприятностей, а пан Тадеуш обязан меня сторожить. Прозвучало это так, словно он подрядился удержать меня от очередного убийства, но я великодушно не обратила внимания на его слова: коли хочет, пусть себе сторожит.

Пан Тадеуш поговорил с журналистами, и у него получилось то же самое, что у Мартуси. Либо Борковская — очень противоречивая натура, либо это два разных человека.