Бабуин мадам Блаватской

На некоторое время его интерес к Веданте вновь разгорелся от проекта сотрудничества со Свами в переводе индуистских текстов. Они начали с Гиты, которую Ишервуд воспроизвел громоздкой викторианской прозой; затем, когда ее строго раскритиковал Хаксли, в староанглийском эпическом стиле, излюбленном стиле Одена. Но к весне 1944 г. Ишервуд решил не становиться монахом, хотя и оставался еще несколько месяцев в Центре, постепенно ослабляя связи с ним и все больше погружаясь в мир киностудий, где он тогда работал на "Уорнер Бразерс". Летом 1945 г. он выехал из Центра и поселился вместе с новым приятелем. Он начал снова путешествовать, возобновив образ жизни странствующего писателя, и, хотя продолжал сотрудничать с Прабхаванандой, их прежним отношениям настал конец.

Но эмоциональная сторона этих отношений не ослабевала, как Херд и Хаксли признали несколько лет спустя, в отчаянии обратившись к Свами, чтобы он повлиял на Ишервуда по поводу его беспорядочных связей с мужчинами и привычки к наркотикам. К этому времени Херд покинул Трабуко и стал вести более уединенный образ жизни, а в 1949 г. он передал колледж Обществу Веданты. Свами переехал туда, и Ишервуд изредка навещал его. Эти визиты утвердили его в том, что он был прав, отказавшись от монашеских обетов, когда он видел, как "мальчики", жившие в общине, весь день проводят за работой в саду, в тяжелых ботинках и шортах, словно привязанные к этому месту. Ишервуду нравилось иногда под настроение прополоть грядку, но к повседневному физическому труду он был приспособлен не больше, чем к духовной деятельности, и он прекрасно понимал это. К тому же он знал, что не смог бы стать "хорошим товарищем для мальчиков"[362].

Это с одной точки зрения. С другой же, было ясно, что он кидается в разврат и пьянство, побуждаемый поисками совершенного друга и приходя в уныние, когда очередной партнер оказывался далеко не совершенным. Теоретически Херд и Хаксли считали себя терпимыми, но такое поведение приводило их в отчаяние. Они на самом деле заботились о своем друге, и Херд даже драматизировал положение, считая, что его бывший ученик скатывается в атеизм. Он даже говорил Ишервуду о том, что "нечто" подкрадывается к тому и стремится овладеть им. (Вспомним ужасное предупреждение Уэджвуда о Черных Силах, преследовавших Кришнамурти.) В конце концов проблемы Ишервуда разрешились не религией, а более типичным для него знакомством с восемнадцатилетним Доном Бакарди, что случилось весной 1953 г. Скоро они стали любовниками. Всю жизнь Ишервуд устремлялся к фигуре отца, от Одена до Бога, а теперь настал черед ему самому играть роль родителя. И эта новая роль впервые привнесла некоторый порядок в его жизнь[363].

Как и все события его жизни, отход Ишервуда от Веданты был личным делом, не связанным с переменами в настроениях и верованиях того времени. Херд и Хаксли, со своей стороны, любили подчеркнуть, что их отступничество было вопросом принципа, хотя этому и способствовала дружба с Кришнамурти, чье неодобрительное отношение к гуру и нелюбовь к ритуалам соответствовали их чувствам. После их первой встечи в 1937 г. все трое стали близкими друзьями, особенно сдружились Кришнамурти и Хаксли, позже написавший Херду: "Одно время я следовал до некоторой степени механистическим методам, которым обучал Свами из миссии Рамакришны; но теперь я обнаружил более полезные методы Кришнамурти, которые ближе к методам дзен-буддизма"[364]. Это признание дает возможность понять, к чему стремился Хаксли. Тогда как Херд искал божественного просветления, Хаксли преследовал более земную цель психотерапии в обоих смыслах – духовном и ментальном. Хаксли вообще питал слабость к снадобьям различного рода. Ему постоянно казалось, что жизнь является болезнью, от которой необходимо найти лекарство – и оно будет найдено, – хотя сам и иронизировал над этими устремлениями: "Я чувствую, что если мы объединим Кришнамурти со старой психотерапией доктора Виттоца и методом "креативного сознательного контроля" над положением и функциями тела Ф. М. Александра, а также добавим немного общей семантики, что поможет нам уяснить словесные и концептуальные ловушки, вкупе с соответствующей чувственной диетой, то мы решим проблему превентивной медицины и заодно по меньшей мере половину проблем образования"[365]. Комментарий по поводу общей семантики и добавление "диеты чувств" характерны для Хаксли – они наполовину серьезны, наполовину самоироничны, как он сам – частично викторианский рационалист, а частично чудак Нового Века.