Этот рискованный с виду шаг был весьма логичен по двум причинам. Во-первых, основатели Теософского общества уже наладили связь с восточным Ведийским обществом "Арья Самадж", учение которого было сходным с доктриной теософов. А во-вторых, Теософское Общество во многом покоилось на ориентализме – что на практике означало индуизм и буддизм. Ибо вопреки заявленной задаче извлекать универсальные элементы из всех религий, теософия была настроена против ортодоксального христианства, а исламу и иудаизму уделяла не слишком много внимания. Индуизм же неизбежно указывал на Индию, где несколько сотен миллионов человек ждали обращения в теософскую веру.
И все же неожиданное решение Блаватской и Олькотта имело мало общего с логикой. Ведь логика должна была направить их в Египет – на родину Туитита Бея, Сераписа и Братства "Люксор". Эта смена ориентации может быть объяснена только общим смещением интереса в оккультных кругах от Египта к Гималаям.
После 1878 г. Блаватская все же упоминает о египетских Учителях. Кроме того, быть может, Индия оставалась единственным местом, которое Блаватская еще не опробовала? Или, быть может, теперь, когда европейцы освоили Ближний Восток (и по милости Томаса Кука начали регулярно ездить в Египет), нужно было подобрать для Тайны более экзотическое и менее доступное обиталище? Или это просто было еще одной причудой, наподобие бегства Блаватской из России в 1848 г.? Ведь как бы хорошо она ни ориентировалась в космических и астральных просторах, ощущение земной географии было у нее весьма смутным. В своих причудливых рассказах о путешествиях Блаватская нередко сочетает описания различных частей света. Индия, Египет... не все ли равно?!
Олькотт, более озабоченный практической стороной дела, нашел, что переезд в Индию выгоден с финансовой точки зрения. В его честолюбивые планы разбогатеть (частью которых были инвестиции в разработку венесуэльских серебряных копей) включился проект создать в Индии бизнес-синдикаты. Однако все эти планы не принесли никакой выгоды. И тогда Олькотт сделал ставку на дипломатический паспорт и туманную лицензию на развитие индо-американских культурных и коммерческих связей. Скептически настроенная ЕПБ написала по этому поводу своему другу, что ее компаньон "преисполнился надежд ступить на земли Бомбея с правительственной печатью на заду"[52]
. Полковник же по-прежнему был убежден, что духовный мир – на его стороне; и эта уверенность подтвердилась, когда на его банковском счету внезапно "появилась" тысяча долларов – точь-в-точь как появлялись у него в комнатах письма от Сераписа Бея.Впрочем, каковы бы ни были практические причины этого шага, Олькотт и Блаватская единодушно утверждали, что перебраться в Индию им велели Учителя. Более того, их предостерегли, что, если они не покинут Нью-Йорк к 17 декабря 1878 г, на них обрушатся оккультные несчастья. Над компаньонами действительно нависала беда: она приняла материальную форму наседавших кредиторов, но для тех, кто считает земные события знаками, полными божественного смысла, этого было вполне достаточно. Однажды осенним вечером к Олькотту, читавшему в своей комнате, явился высокий смуглый незнакомец, оказавшийся одним из Великих Учителей, или Старших Братьев. На этот раз он был не из Люксора, а с Гималаев. Олькотт к тому времени уже привык общаться с Учителем Мориа, которого называл в своем дневнике "Папочкой". Этот же незнакомец, в тюрбане янтарного цвета и белых одеяниях, возложил руку на голову полковника и сообщил ему, что в жизни его настал решающий момент: ему и ЕПБ предстоит совершить великую работу на благо человечества. Оставив Олькотту на память янтарный тюрбан (его фотография фигурирует в мемуарах полковника), незнакомец бесследно исчез[53]
.9 декабря – ровно через пять месяцев после того, как Блаватской предоставили американское гражданство, – содержимое "ламаистского монастыря" распродали на аукционе. А 17-го Олькотт и Блаватская отплыли в Индию. Они двигались против стабильного потока эмиграции, шедшего с Востока на Запад; они были уже немолоды и не располагали практически никаким капиталом. Все их связи на субконтиненте зависели от авторов писем, с которыми они никогда не встречались, и от официального письма, весьма туманно рекомендовавшего Олькотта американскому консульству (едва ли оно могло оказаться полезным в стране, колониальная власть которой считала США своим главным торговым и политическим соперником). Практически умирающее нью-йоркское Теософское Общество препоручили заботам генерала Эбнера Даблдэя, позднее прославившегося как изобретателя бейсбола.