Бабуин мадам Блаватской

Образование ему пришлось получать самому, из разных источников. Сам он говорил, что посещал церковную школу в Карее, пока настоятель собора не посоветовал отцу взять его из школы и давать ему уроки на дому, под тем предлогом, что программа школы якобы не подходит такому одаренному ученику. Его учителем стал сам настоятель, преподавший ему десять основных принципов правильной жизни (точность в цифрах характерна для Гурджиева), в числе которых были безоговорочное предписание почтительного отношения к родителям, добросовестность в работе, "бесстрашие к чертям, змеям и мышам" (достаточно непонятный принцип).

Закончив свое недолгое формальное образование, Гурджиев принялся путешествовать. Как ранее Блаватскую, дорога его привела (а может быть, и нет) в Тибет. Об этом рассказывается, что он действовал там инкогнито, под видом тибетского ламы, будучи вовлечен в какие-то политические интриги в качестве тайного агента русского царя. Называется даже его псевдоним Овше Нарзунов. По крайней мере, один современный автор отождествляет Гурджиева и Нарзунова. Его биограф более сдержан в своих предположениях, хотя и он не отрицает того факта, что Гурджиев мог работать тайным агентом под тем или иным именем[190].

Гурджиев не считал нужным распространяться на сей счет и говорил только, что был ранен в Тибете в 1902 г., когда изучал там оккультные дисциплины. Встретив через много лет в Нью-Йорке Ахмеда Абдуллу, члена небезызвестной экспедиции Янгхасбэнда, Гурджиев дал ему понять, что был тайным агентом (впрочем, свидетельства Абдуллы не менее сомнительны, чем высказывания самого Гурджиева)[191]. Наверняка мы знаем только то, что ему нужно было на что-то жить, что он часто вовлекался в теневые дела и вполне мог быть связан с политическими интригами и мог выжить практически без всяких средств к существованию. Он умел привлекать к себе внимание различными тайнами и загадками.

Сам Гурджиев рассказывал, что юные годы провел в поисках таинственных Учителей Мудрости. Он описывает, например, во "Встречах с выдающимися людьми" свое намерение найти их в Египте, руководствуясь некоей загадочной картой, случайно обнаруженной им в отдаленном селении. В этой книге перечисляются более или менее вероятные приключения, в которых даже курдская овчарка автора оказывается удивительным феноменом. Но археолог профессор Скридлов, духовный пилигрим князь Любоведский, Еким-бей, Богаутдин, Богачевский и другие так называемые Искатели Истины, встретившиеся ему на пути, важны сейчас только как аллегорические фигуры архетипического жизненного пути. Поскольку они скрыты за псевдонимами, то сейчас невозможно выяснить, существовали ли они на самом деле.

Фокус книги постепенно перемещается с Египта в Центральную Азию и северную Индию, где Гурджиев повстречал некоего отца Джованни, бывшего христианского миссионера, а ныне "полусвободного" монаха, члена некоего ордена в Кафиристане, одного из четырех орденов, существующих в Памире и Гималаях. Отец Джованни рассказывает о ритуалах и доктрине ордена "Мирового Братства", хотя непонятно, являются ли его члены искомыми Учителями Мудрости.

Путешествия Гурджиева напоминают о странствиях Блаватской. Единственное отличие заключается в том, что аристократке Блаватской вряд ли было легко исчезать с глаз публики и она не придавала особого значения правдоподобию своих рассказов, тогда как неизвестное происхождение Гурджиева, родившегося в Азии, позволяло ему сочинять любые истории о том, что с ним было, пока он не появился в поле зрения публики, и снабжать свои истории правдоподобными деталями. Очевидно, очень просто обозначить некоторые периоды своей биографии, когда его фигура не привлекала внимания широкой аудитории, годами оккультного ученичествами или поисков Истины, если никто не знает о том, что было с ним "на самом деле"; но даже если и есть некие свидетели, то можно сказать, что они не знают происходившего "на самом деле", поскольку оккультизм по определению является тайным знанием. Это очень благодарная почва для различного рода притязаний. Нам говорят, что главное не видимость, но реальность, не феномен, а интерпретация, не исторический факт, а его значение. Подобные заявления невозможно опровергнуть, если даже они и заставляют серьезно задуматься.

Ученики Гурджиева, старающиеся объяснить путь постижения Истины своим Учителем, по-разному описывали карту его путешествий и поисков как некую реальность, как притчу или как метафору духовных поисков. Сам он не давал по этому поводу никаких конкретных пояснений, и последователи считали, что его двусмысленные ответы на этот вопрос являются тоже своего рода испытанием, предназначенным для отделения глупцов от умных посредством определения их способности к интерпретации. Те, кто мог уловить истину в фантастических историях Учителя, тот и имел право обладать ею. Удивительно ли, что Гурджиев относился к своим ученикам как к овцам, предназначенным для стрижки шерсти?