Бабулька на горошине

Директор, которому доложили о произошедшем, решил не предавать этот случай огласке, просто выгнал неаккуратного сотрудника и велел ему помалкивать. Погибших кур следовало утилизировать. Этим занималась Анна Ефимова. Производство небольшое, но порядка в нем не было, птица погибала ежедневно от авитаминоза, ошибок в кормлении, содержании. Если в цехе вспыхивала эпидемия, Ефимова действовала четко по инструкции. А вот когда ей отдавали бедолаг, которых затоптали, заклевали подруги, тогда Аня отбирала тушки посимпатичнее и бесплатно отдавала их друзьям-приятелям. Ефимова не имела никакой корысти, были голодные девяностые годы, магазины «радовали» глаз пустыми полками. Куриный суп неожиданно стал редким лакомством. Сотрудники фабрики не имели права покупать курятину, вся она отправлялась в Москву. Несмотря на строгий запрет директора, парень, который во много раз превысил дозу лекарства, рассказал о причине своего увольнения жене, а та разболтала подружке. И через пару часов весь городок был в курсе произошедшего. Народ, естественно, встал на сторону парня. Ну, ошибся он, и что! Можно подумать, что куры на фабрике никогда до этого случая не дохли! Да пачками умирали. У молодого мужчины семья, ее кормить надо, директор-гад выкинул сотрудника на улицу. И где отцу малышей теперь работу найти? Анна негодовала вместе со всеми, она решила помочь бедолаге, а заодно и тем, с кем была в хороших отношениях. Ефимова раздала людям кур, которые заснули, а потом скончались. Из квартир и изб аппетитно запахло наваристым бульоном. Что произошло потом, уже известно.

На допросе в милиции Анна искренне удивилась:

– Да что плохого я сделала? Куры не заразные! Подумаешь, лекарства им чуть больше налили, оно ж не ядовитое.

Объяснение, что медикамента было очень много, и после варки он оказался в супе, что это лекарство принадлежит к препаратам, которые при нагревании не теряют своих свойств, а действуют сильнее, никак не повлияли на Ефимову. Она твердила:

– Не больна птица была!

– Странно, что митупродоналол разрешили использовать, – удивился я.

– В советское время еще и не такое случалось, – хмыкнул батлер. – На поля Средней Азии, где рос хлопок, тоннами высыпали ДДТ, избавлялись от вредителей, которые сжирали растения. О тех, кто работал там, и не думали. Школьники и взрослые получали мощную дозу отравы. И только спустя годы, когда в этом регионе случился взрывной рост онкозаболеваний, в республиках забеспокоились. В конце концов выявилась связь между ДДТ и раком, ядохимикат запретили. Сейчас его нельзя применять ни в России, ни в странах ЕС.

Скандал на птицефабрике скрыть не удалось, о нем прознали люди по всей области, и некоторое время городок Пасухино грелся в лучах славы досужих разговоров. Потом о нем снова забыли. Митупродоналол сняли с производства.

– Что-то мне пока все непонятно, – жалобно сказала Татьяна. – Если лекарство давно не выпускают, то как оно оказалось в еде Якова и его семьи? И почему Настя жива-здорова?

– Так говорила же я, что папа велел не давать мне курочку, – объяснила школьница, – наказал за то, что я спорить начала. Он приказал мне дрова принести, а я сказала: «Пусть мальчишки сходят, тяжелые очень поленья». Отец всегда отбирал вкусное, если кто-то провинился, но приказывал сидеть за столом и смотреть, как другие лакомятся. Мне больше всех от папы пинков доставалось.

– Вы постоянно не слушались отца? – осведомился Борис.

– Так я девочка, – вздохнула Настя. – Когда один из братьев родился, мне три года было. Но у меня сразу появилась обязанность: если мама уходила за водой, мне приказывали сидеть у кровати, где спал младенец. Если он орать начинал, надо было соску ему дать. Кроватка, кстати, была моя. Ее батюшка Федор, мой родной дядя, смастерил. Но едва мама домой из больницы с Глебом приехала, меня из кроватки выкинули, ее отдали брату, а я спала на полу на старом одеяле.

– Неужели для малышки не нашлось кровати? – возмутился Борис.

– Она была, но я ночью писалась, – пояснила Настя, – никак к горшку не приучалась. Одеяло постирать легче, чем матрас!

– Логично, – протянул Борис, – но все равно то, что с вами делали, отвратительно.

– Ну и стала я брату нянькой, – вещала дальше Настя. – Он подрос, я в школу пошла, а за все шалости малыша папа вламывал мне, мол, не проследила я за Глебом. Ни гулять пойти, ни уроки нормально сделать! Ну, а потом, когда отец приказал мне идти зимой на реку белье в проруби полоскать, я отказалась. Честно ему объяснила, что хочу получить аттестат с отличными отметками и поступить в вуз. А как я могу хорошо учиться, когда надо постоянно по дому работать?

Настя замолчала.