Все доводы, приведенные Бабуром, оказались тщетными. Ясно, что Махмуд-хан испытывает страх перед Шейбани, что заискивает перед ним, надеется купить себе спокойствие, соглашаясь с «воителем-халифом». Ох, ошибется дядя, жестоко ошибется!.. Спокойст вие, царящее сейчас в Ташкенте, напоминает тишину перед опустошительным ураганом. Надо и отсюда увозить мать и жену. Куда вот только везти их?
Айша-бегим уже два месяца в Ташкенте.
Потеряв ребенка, пережив тяготы осады в Самарканде, молодая женщина совсем расхворалась. Сестра Айши, Розия Султан, любимая жена Махмуд-хана, взяла ее во дворец. Лучшие лекари ухаживали за ней, лучшими лекарствами пользовали. В конце концов поставили на ноги Айшу-бегим.
Бабур пришел поблагодарить жену хана за участие. Раньше, чем к жене, пришел со своей признательностью. В разговоре поделился намерением вскоре увезти жену в Ура-Тюбе. Розия, красиво поблескивая живыми темно-карими глазами, будто оправдывая свое прозвище «Каракуз-бегим», всплеснула руками:
— Ой, нет, мой мирза, Айша-бегим совсем измучилась. Мы не отпустим ее.
— Что же поделаешь, если и такое предписано нам судьбой, высокородная бегим?
— Извините меня, мирза, но судьба каждого начертана на его лбу.
— Однако у плывущих в одной лодке и судьба общая, разве не так?
— Хороша «одна судьба»… Моей бедной сестре столько страданий выпало… А «одну судьбу» эту вы ей уготовили. Не хватит ли? Из голодающего Самарканда вернулась щепка щепкой. Выздоровела — и снова мытарства, за что?
Бабур пришел заранее готовый вытерпеть все уколы по самолюбию. Но этот быстрый переход свояченицы от медовой вежливости к нежданно резким попрекам, как и недавние иронические намеки хана, вывели из себя.
— Бегим, скажите прямо: вам желательно развести меня с сестрой?
— Я не сказала об этом! Но… хватит, пожалуй, мучиться и вам, мирза. Живите у нас в Ташкенте! Постоянно. Спокойно.
«Живи нахлебником. Ну, и веди себя нахлебником.
Знай свое место».
— Благодарю вас за предложение! Но позвольте мне самому распорядиться и собой, и женой.
Айше-бегим наедине он пожаловался:
— Говорят, хозяину лучше знать, где висеть чапану. Розия Султан-бегим не больше нас самих осведомлена о нас, и было бы лучше, коли не вмешивалась бы она в нашу с вами жизнь.
— Это я поделилась с сестрой всеми горестями своими, мирза.
— Неужели у мужа и жены не бывает своих тайн?
Прежняя робость в жене исчезла. Ответила — как и Розия — неожиданно резко:
— Нечего мне скрывать от родной сестры! И незачем!
Бабуру припомнилось ласково-восхищенное: «О мойвеликий шах». Теперь жена, подобно дяде хану, вежливо-спесиво обращается к нему — «мирза». Быстро летит время, быстро меняются люди.
— Значит, вам нужней сестра, а не муж? — Бабур хотел сказать что-то насмешливо-едкое. Не получилось.
— Я замужем за вами, мой мирза!
— В таком случае… я увожу вас отсюда. Готовьтесь в путь!
Айшу-бегим взорвало:
— Снова в Ура-Тюбе? Вспомню дорогу туда — меня выворачивает! Эти странствия измотали меня вконец!
И вы это знаете, муж мой. Знаете, а продолжаете свое!
О, если б здоровой я была в Самарканде, не истерзанной странствиями и погонями… Дочка моя, кровинка моя не умерла бы. Сейчас ей исполнился бы годик, она бы уже топала ножками!
Горе матери неизбывно и свято. Но Айша говорила неправду. Бабур оживил воображением страшный час прощания с младенцем, холодное дыхание смерти, казалось, овеяло его лицо. Спорить? Опровергать?
— От смерти нет исцеления, бегим, — сурово сказал он. — Пока она человека настигнет, ему не раз улыбнется солнце и не раз на него обрушится горе. Мы молоды, но вдоволь испытали уже и того, и другого. — Голос его помягчел. — Мы доживем до светлых дней, бегим, вот увидите, доживем, и бог осчастливит нас и детьми… А в горькую пору тем более нельзя оставаться друг без друга. Поедем вместе, прошу…
— Я ездила с вами: отсюда — туда, оттуда — сюда, и что же? Помнили вы обо мне в это время, смотрели на меня, мой мирза? Нет! Заботы о государстве, походы, войны… Месяцами не видели меня и — не скучали… А я, ради вас сколько я претерпела… Может быть, я не достойна вас! Но к чему жена, которую не любят?!
Боже милостивый и всеведущий, истину сказавший, что женщины «вырастают в думах о нарядах и в бестолковых спорах»![128]
«…Ну, да, я бывал равнодушным к своей жене. Но что ей было до моих забот? Знала ли о них она?.. Наверное, и сейчас стремлюсь увезти отсюда ее не потому, что люблю так, что не могу прожить без нее. Но приличествует ли жене жить вдали от мужа?»Бабур привел самому себе еще один довод: нельзя, недостойно оставлять Айшу-бегим в городе, который, он уверен, в скором времени захватит его смертельный враг Шейбани.
— Судьба жестока к нам. Мы не смогли уберечь Ханзоду-бегим. Ее жертвы с избытком хватает для моей страдающей совести, жена… Я должен увезти вас подальше от приближающейся беды, от Шейбани-хана!
— Для меня самое спокойное место — Ташкент.
— Временное спокойствие, бегим! Поверьте, Шейбани готов нагрянуть и сюда!
— Под крылом сестры я никого не боюсь! Только здесь я снова ожила.