Пока женщины обогревались и рассаживались за прялками, шли толки о разных разностях. Сообщали друг другу о всех происшествиях в доме, о последних новостях. Ждали ли дня, связанного с народным обычаем, поверьем, или церковного праздника — все служило поводом для разговоров. Накануне святого Микулаша Кристла, например, спрашивала Адельку, вывесила ли она свой чулок, и сообщала, что святой Микулаш уже похаживает по окрестностям. «Бабушка даст мне чулок, когда я пойду спать», — отвечала девочка. «Не вывешивай маленького, попроси бабушку, чтоб дала тебе свой, большой», — советовала Кристла.
– Этого нельзя, — возражал Ян, – тогда нам ничего не достанется.
– Все равно святой Микулаш принесет тебе одну розгу, — дразнила мальчика Кристла.
– Он знает, что бабушка и прошлогоднюю розгу запрятала! Она нас никогда не бьет! — заявил Ян. Бабушка же заметила, что такого озорника не раз стоило выпороть.
Праздник святой Люции дети не любили. Существовало поверье, что ночью Люция в образе высокой, одетой в белое женщины с растрепанными волосами бродит по свету и забирает непослушных детей. Люции шалуны боялись.
– Кто робок, тот неразумен, — говаривала бабушка. Она терпеть не могла, котла ребята трусили, и учила их не бояться ничего, кроме гнева божьего. Но разубедить в ложности некоторых поверий она не умела — это делал отец, когда они начинали ему рассказывать про водяного и черта, про блуждающие огоньки, леших, что кувыркаются перед людьми, словно горящий сноп соломы, да еще требуют благодарности за яркий светильник. Бабушка и сама глубоко верила в эти чудеса. Старушка была убеждена, что весь мир населен добрыми и злыми духами, что дьявол существует на свете для искушения людей. И, несмотря на это, она ничего не боялась и крепко верила: без воли божьей, во власти которого и земля, и небо, и ад, не упадет и волос с головы человека.
Эту веру она старалась вселить и в детей. Поэтому, когда в день Люции Ворша начинала пугать ребят рассказами о белой женщине, бабушка останавливала ее и говорила, что Люция только ночь убавляет. Лучше всех умел успокоить малышей Мила. На посиделках он мастерил из куска дерева санки, плуги, тележки или щепал лучину, и мальчики от него не отходили. Когда же кто-нибудь начинал рассказывать страшное и Вилем прижимался к нему, он говорил:
– Не бойся, Вилимек, на черта у нас есть крест, а на привидения припасена палка. Дадим им жару!
Мальчикам это очень понравилось, с Милой они готовы были идти куда угодно, хоть в глухую полночь. Бабушка, кивая ему головой, приговаривала:
– Что ж тут удивительного, мужчина он и есть мужчина ...
– Это правда. Якуб не боится ни черта, ни управляющею, а тот куда хуже черта, — заметила Кристла.
– К слову, уж если разговор зашел . . . Как полагаешь, примут тебя на службу в замок? -спросила бабушка.
– Навряд ли. Есть у меня две беды, а хуже всего, — вмешались в это дело недобрые женщины, за ними, видать, последнее слово останется.
– Не говори так, может все еще обойдется, — вздохнула Кристла.
– Я желал бы этого не меньше тебя, только плоха надежда. Очень уж гневается на меня управителева дочка за проделку с итальянцем. Она, говорят, на него метила, а когда княгиня отказала ему от места, рухнули все ее надежды. Только и знает напевать управляющему, чтоб не брал меня в замок. Это одна беда. Другая беда — старостова Люция. Та вбила себе в голову, что я должен быть ее королем в «Долгую ночь». А я эту честь ей оказать не намерен, вот староста на меня и озлился . . . Весной, пожалуй, придется запеть:
Мила запел, девушки подтянули, а Кристла ударилась в слезы.
– Ну, полно, милая, до весны еще далеконько, как знать, что еще будет, — утешала бабушка девушку.
Кристла вытерла слезы, но оставалась грустна.
– Брось об этом думать, авось отец поправит дело, — сказал, подсаживаясь к ней, Мила.
– А почему бы тебе и не побыть королем? Что с того? — сказала бабушка.
– Говорят, случается, что ухаживает парень за одной девушкой, а берет за себя другую; так и некоторые девушки поступают, — отвечал Мила. — Я не первый и не последний у Люции. Но у нас в селе еще не бывало, чтоб парень ухаживал за двумя девушками сразу. По-нашему выходит так: идешь в короли — готовься к свадьбе.
– Ну, тогда ты хорошо сделал, что не согласился, — одобрила бабушка.
– И что это на Люцку нашло, чего она липнет к тебе, мало у нас парней, что ли! — сердилась Кристла.
— Пан отец сказал бы: на вкус, на цвет товарища нет, — возразила бабушка и улыбнулась.
Перед рождественскими святками сказки и песни начинали перемежаться с рецептами сдобных булок; обсуждали, кто сколько кладет белой муки, сколько масла . . . Девушки совещались, как лучше лить свинец. Дети с наслаждением мечтали о сладких плюшках, свечках, плавающих по воде, колядах и подарках младенца Иисуса.
12