Бабушка

Лес был уже не так част; когда Викторка спускалась с горы вниз, то ее можно было видеть издалека. Косогор желтел: ветер и волны уносили Бог знает куда целые кучи сухих листьев; все украшения сада были упрятаны в кладовую. В саду цвели только астры, ноготки и иммортельки[94]; на лугу за плотиной краснелись зимовики, а ночью светились блуждающие огоньки. Идя гулять с бабушкою мальчики никогда не забывали своих бумажных змей, которые они пускали на горе. Аделька гонялась за ними, ловя прутиком легкие «волокна бабьего лета»[95], пролетавшие мимо. Барунка собирала бабушке красную калину и терновник, необходимые для лекарств, или рвала шиповник для домашнего употребления, или же из коралловой рябины делала украшения Адельке на шею и на руки. Охотно сидела с ними бабушка на горе над замком. Оттуда были видны зеленые луга долины, где паслось господское стадо; видны были городок и замок, на небольшой возвышенности среди долины, и его прекрасный парк. Зеленые жалюзи у окон были закрыты; на балконе не было цветов; розы около белых каменных перил повяли; вместо господ и слуг с позументами[96] по саду ходили работники, прикрывавшие хвоем грядки, на которых уже не было видно пестрых  цветов; но зато в них хранились семена для лучших цветов, долженствовавших увеселять взор повелительницы, когда она снова возвратится к ним. Редкие иностранные деревья, лишенные своей зеленой одежды, были укутаны соломой; фонтан, бивший прежде серебряною струей, был закрыт досками и мхом; а золотые рыбки спрятались на дно пруда, поверхность которого покрылась листьями, болотником и зеленою плесенью. Дети смотрели вниз, вспоминая о том, как все было хорошо в тот день, когда они с Гортензией ходили по саду, когда завтракали в зале, и невольно подумали они: «Где-то она теперь!» Бабушка любила смотреть за противоположный Жлицкий косогор, за деревни, рощи, пруды и леса, на Новый Город, на Опочно и Добрушку, где жил ее сын; а вон там за Добрушкой, между гор, была и маленькая деревенька, в которой жило столько дорогих для нее людей. Когда взоры ее обращались к востоку, то встречали полувенец Крконошских гор, от хребта Гейшовины до Снежки, покрытых снегом и досягающих до облаков. Показывая за Гейшовину, бабушка говорила детям:

— Там я знаю каждую тропинку; там, в тех горах, — Кладско, где родилась ваша мать, а вон там Вамберицы и Варта; в тех краях провела я столько счастливых лет.

Она задумалась, но Барунка прервала ее размышление вопросом:

— Там в Варте сидит Сибилла на мраморном коне, не правда ли?

— Говорят, что около Варты, на одной из вершин. Сидит, говорят, на мраморном коне, сама тоже из мрамора вытесана, и держит руку поднятую вверх. Когда она уйдет в землю, так что не будет видно и кончика ее пальца, тогда говорят, исполнится ее предсказание. Мой отец рассказывал, что видел ее, и что тогда уже конь ее был по грудь в земле.

— А кто эта Сибилла? — спросила Аделька.

— Сибилла была мудрая женщина, имевшая дар предсказывать будущее.

— А что она предсказывала? — спросили мальчики.

— Я вам об этом уже много раз рассказывала, — отвечала бабушка.

— Мы уже забыли.

— А вы бы должны были помнить.

— Я, бабушка, еще хорошо помню! — отозвалась Барунка, внимательно слушавшая бабушку: — Сибилла предсказала, что много бед обрушится на Чешскую землю, что будут войны, голод, мор; но всего хуже будет тогда, когда отец сына, сын отца, брат брата не будут понимать; не будет выполняться ни данное слово, ни обещание; потом будет еще хуже: Чешская земля будет разнесена во все стороны на конских копытах.

— Ты хорошо запомнила! Но не дай Бог, чтоб это когда-нибудь исполнилось! — сказала со вздохом бабушка.

Барунка, стоявшая на коленях у ног бабушки, сложила руки на ее коленях и с ясным взором, доверчиво обращенным на ее серьезное лицо, спросила:

— А какое это пророчество, что вы нам рассказывали, помните, о Бланицких рыцарях, о Св. Вацлаве и Св. Прокопе.

— Это пророчество слепого юноши, — отвечала бабушка.

— Ах, бабушка, мне иногда так страшно, что я вам и пересказать не могу! Ведь и вы бы не хотели, чтобы Чешская земля была разнесена на конских копытах?

— Глупенькая, могу ли я желать такого несчастия? Мы каждый день молимся о благосостоянии Чешской земли, нашей матери. Если б я видела мать свою в опасности, то могла ли я быть равнодушна? Что бы вы сделали, если бы кто-нибудь захотел убить вашу маменьку?

— Мы бы закричали и заплакали, — отозвались мальчики и Аделька.

— Вы — дети! — сказала с улыбкой бабушка.

— Мы бы должны были помочь маменьке, не так ли бабушка? — отвечала Барунка, и глаза ее загорелись.

— Так, девочка, так! Это правда: крик и плач не помогают, — сказала старушка и положила руку на голову внучки.

— Но, бабушка, мы маленькие, мы не могли бы помочь! — заметил Ян, которому не понравилось, что бабушка так мало о нем думает.