Бабушка

Когда Барунка, по приказанию бабушки, умылась у ручья, они пошли на косогор читать девять раз «Отче наш» и «Богородицу», чтобы Бог дал на целый год «чистоту тела», такой уж был обычай. Старая бабушка встала на колени, набожно сложила на груди свои сморщенные руки, кроткий взор ее обратился на восток к пунцовой заре, возвещавшей восход солнца. Возле нее встала на колени Барунка, свежая и розовая как цветочная почка. С минуту и она прилежно молилась, но потом ее веселые ясные глазки от востока обратились к лесу, к лугам и пригоркам. Мутные волны тихо колебались, все еще унося за собою куски льда и снега; в ущельях гор также белел еще снег; но кое-где уже зеленела травка, расцветали ранние маргаритки, деревья и кусты начинали распускаться, и природа пробуждалась к веселой жизни. Пунцовая заря расходилась по небу, золотые лучи показывались из-за гор все выше и выше, золотя верхушки деревьев, пока не явилось солнце в полном своем величии и не разлило своего сияния по косогору. Противоположный косогор оставался еще в полусвете,  за плотиною упадал туман, а над его волнами на вершине горы виднелись коленопреклоненные женщины из лесопильной мельницы.

— Посмотри-те ка, бабушка, как хорошо восходит солнце, — говорила Барунка, погруженная в созерцание светила небесного. — Ах, если бы мы молились на Снежке.

— Если хочешь горячо помолиться Богу, то для этого есть место везде: земля Божья везде прекрасна, —  отвечала бабушка, перекрестившись и вставая.

Оглядевшись вокруг, они увидали над собою на самом возвышенном месте Викторку, прислонившуюся к дереву. Кудрявые волосы, отсыревшие от росы, висели вокруг ее лица; платье было в беспорядке; горло обнажено; черные одичалые глаза пристально смотрели на солнце; в руке она держала уже расцветшую буковицу. Она, кажется, не заметила бабушки.

— Где опять была эта бедняжка? — проговорила с состраданием бабушка.

— Ах, где это она отыскала буковицу! —  заметила Барунка.

— Где-нибудь в лесу, ведь она там обшарит все углы.

— Я у нее попрошу! — сказала девочка и побежала на косогор. Викторка очнулась и хотела бежать, но когда Барунка закричала ей: «Прошу тебя, Викторка, подари мне свой цветок!», то она остановилась и потупившись подала ей буковицу, потом ухмыльнулась и стрелой понеслась вниз по косогору. Барунка воротилась к бабушке.

— Она уже давно не приходила за пищей, — заметила бабушка.

— Вчера, как вы были в церкви, она была у нас, и маменька дала ей каравашек хлеба и иудашек, — отвечала Барунка.

— Теперь летом будет бедняжке опять получше! Бог ведает, она точно ничего не чувствует: целую зиму ходит в легком платье и босая; всегда на снегу остаются от ног ее кровавые следы, а ей как будто и нуждушки нет. С каким бы удовольствием охотничиха кормила ее каждый день чем-нибудь теплым, но она не берет ничего кроме куска хлеба. Несчастное создание!

— Ей верно не холодно в ее пещерке, бабушка, а то бы она давно пришла к кому-нибудь. Ведь мы ее много раз просили, чтоб она осталась у нас.

— Охотник говорит, что в таких подземных ямах тепло зимой, а так как Викторка никогда не бывает в топленой комнате, то она и не чувствует так сильно холод как мы. Так уже Бог устроил! Он посылает детям ангелов-хранителей, чтоб они их охраняли от всякого зла, а Викторка ведь также бедное дитя! — говорила бабушка, входя в дом.

Прежде, бывало, в полдень и в вечерни, раздавался звон с высокой колокольни над часовнею на Жерновском холме, а в этот день дети выбежали с трещотками в сад и до того трещали, что спугнули всех воробьев с крыши. После обеда бабушка пошла с детьми в городок к плащанице, зайдя по дороге за пани-мамой и Манчинкой. Но пани-мама ввела сначала бабушку в кладовую и показала ей целую соломенную чашку красных яиц для колядников, целый ряд куличей и жирного барашка. Детям она дала по пирожку, но бабушке не предложила, зная, что старушка ничего не ест от великого четверга до воскресенья. Сама мельничиха тоже постилась в великую пятницу, но такой строгий пост, как бабушка, она по словам ее не могла выдержать.

— Каждый делает по-своему, милая пани-мама. Я думаю, если должен быть пост, так пусть и будет пост, — говорила бабушка. Потом, посмотрев на искусство пани-мамы и похвалив кое-что она прибавляла: — А мы завтра примемся за печенье, уже все приготовлено, а сегодняшний день да будет посвящен молитве!

Такое обыкновение было у Прошковых, потому что слова бабушки ведь что-нибудь да значили.