Бабушка

Я сжимался под огромным экраном и чужая, далекая, взрослая жизнь наваливалась на меня, оглушала колючим бубнежем звуковых колонок, даже в ушах чесалось. Тогда шло очень много фильмов с заветной надписью на афише: «Франция — Италия», все — про любовь или про убийства, или — про то и другое вместе. Помню фразу из какого-то зарубежного фильма о партизанах: «Увидите Сильву — стреляйте!» Сильва — это не женщина, это — главный партизан, за которым охотились какие-то дядьки, чтобы убить. Я подпрыгивал на жестком откидном стуле и громко, возбужденно гикал на весь зал. Бабушка радовалась, что мне нравится кино, а я потом носился по огороду с пластмассовым автоматом и все повторял, подражая главному охотнику на партизан, который очень мне понравился: «Увидите Сильву — стреляйте!»

В то лето я впервые прочитал написанное на афише мелким шрифтом, после названия кино: «Мультфильм «Ну, погоди!», 1-й и 2-й выпуски». Я уже слышал об этом мультике от Пашки и Леньки Князевых, что там стиляга Волк гоняется за пионером Зайцем. И хочет его съесть, но попадает вместо этого в смешные истории. Пашка, умелец на все руки, замечательно рисовал, он нарисовал какого-то странного, глазастого и толстомордого зверя с вихром на голове, торчащими зубами, и вырезал «трафаретку», а потом положил трафаретку на свою новую желтую футболку и тушью «вывел» на груди изображение этого Волка. Я переживал за Пашку, был уверен, что тетя Марина отругает его за то, что он самовольно разрисовал майку, но тетя Марина, наоборот, очень хвалила довольного собой Пашку.

И после долгих уговоров бабушка заплатила еще какие-то деньги, чтобы нас пустили в клуб Конина посмотреть перед фильмом два первых выпуска «Ну, погоди!» Мы, как всегда, сели на первом ряду, а через несколько стульев от нас ерзали и шумели несколько мальчишек, намного старше меня. Они плевались на пол, грызли семечки и очень громко смеялись. Волк на экране постоянно курил папиросы, был заметно пьяный, как дядя Витя, он опрокидывал урны, бренчал на гитаре, носил брюки-клеш. В общем, он был очень похож на тех парней, которых мы с бабушкой видели в скверике, не доходя до горсада. Бабушка называла их «стиляги» и говорила:

— Ты не будь таким, Саша, как стиляга. Ну что это такое? А-а! А-а! Орут, жабу дерут.

— А почему они — стиляги, бабушка?

— Потому что пьяные в стельку, — убежденно отвечала бабушка.

А пляж на речке в мультфильме был очень похож на берег нашей Гуслянки, куда меня перед свои отъездом взяли вместе с Катей папа и мама — там валялись консервные банки, бутылки из-под водки… А в «Ну, погоди!» Волк на пляже вытаскивал из себя иголки ежей. У Волка был красный мотоцикл, и мальчишки, сидевшие в зале неподалеку от нас, восхищались: «Зэка! Зэкински!». Они очень хотели стать такими же смельчаками и героями и бить малышню, как Волк. Уж они-то никому не дадут себя провести, уж с ними-то никто не сладит!

Пашка Князев сказал мне потом, что взрослые всё понарошку придумали, будто у Волка ничего не получается — потому, что он курит и хулиганит. А на самом деле Волк все может, он во всяком деле — первый, он играет и поет заграничные песни, у него все есть, даже красивая девушка-волчиха и мотоцикл, и он никого не слушается, живет, как хочет. А примерный пионер Заяц — это для герой для девчонок, а не для пацанов.

Тогда в Егорьевске хулиганы делились на две разные породы: просто хулиганы и хулиганы-стиляги. Стиляги носили брюки клеш, длинные волосы, крест на цепи, рубахи с высоким воротом. Они пели песни под гитару, курили и выпивали, говорили на своем каком-то языке (я запомнил, как один стиляга на Советской улице все повторял своему товарищу: «Законноско!», а товарищ отвечал: «Зэка, зэка!» Сейчас я понимаю, что наше детское «зэкински» было просто неумелым копированием этого выражения взрослых парней: законноско).

Так вот, если ты стиляга, то к твоим «художествам» относились, в общем-то, с пониманием: ну что с него, мол, взять, он же стиляга… Стилягам егорьевские обыватели прощали многое, в том числе — непристойное поведение, потому что знали, что все представители власти против стиляг, а они в одиночку — против всех властей. Против стиляг — комсомольские активисты, милиция, директора школ и ПТУ, начальники на производстве. Их выгоняют из училищ и техникумов, прорабатывают на рабочих собраниях. В общем, они — враги любому начальству. И потому народ в глубине души сочувствовал стилягам. Ну да, хулиганят, безобразят… По молодости всё это. Ведь их же не воспитывают, их отовсюду гонят, они властям не нужны, мешают только. Жалко их.

А вот если ты не стиляга, а обычный парень, и при этом — пьешь, куришь и хулиганишь, то на такого общественное мнение обрушивалось всей своей мощью. «Просто хулиганам» никто не сочувствовал, они считались отребьем, а бабушка называла их шелупонью.

Волк из «Ну, погоди!» был стилягой, а, значит, он против начальства и милиции. И симпатии зрителей были на его стороне.

4