С тех пор Бурлев у нас еще не бывал…
Утром я сходила в школу. I отделению показала Ъ и Ь зн[аки] и распустила, но придется, однако, до 28 января заниматься: навязали обязанности счетчика [за участие в переписи населения Татьяна Петровна была награждена медалью. –
Недавно на уроке арифметики в III отделении я спросила у Андрея Слепцова, как называются еще числа, данные для умножения, то есть множимое и множитель. Мне никто на вопрос не ответил. Тогда я им напомнила, что произведение не изменится, хоть и переменять места множимого и множителя, и из-за этой-то особенности их еще иначе называют. Тут Андрей Слепцов, подумав, говорит: «Переворотами». Мне кажется, он был по-своему прав, называя сомножители переворотами. А то еще много и нецензурных слов услышишь от некоторых, в особенности Патюкова. Когда он поступил, я не знала, что с ним делать, до того у него вкоренилась привычка ругаться гадкими словами. Я больше старалась его уговаривать добром и доказывать при всяком удобном случае, как скверно, нехорошо ругаться. Он мальчик способный и умный, понял это и старается, т. е. воздерживается, но уж привычка ругаться вкоренилась сильно, так что он еще иногда забывается, да вот недавно, но об этом я писать не буду.
<…>
Вот удивляюсь глухим ученикам, как они учатся и учатся хорошо, только с ними много не порассуждаешь. Их у меня два, один уж теперь не учится. Задача всегда решена, да и вообще, что ни спроси, он все знает и ответит, только уж никогда не объяснит, почему это так, может, потому, что для них тяжело много говорить. Им никто не подсказывает, они как-то сами ухитряются хорошо учиться, конечно, не очень хорошо-то, что объяснить не умеют. Первый писал худо, а этот лучше всех пишет в I отделении, почерк, кажется, будет хороший. Всех бы мне их хотелось на память себе описать, но… да я и напишу.
<…>
Завтра мне много работы. Пожалуй, благочинный еще приедет. Вот носит его! Любуюсь на подарок Мити – Лермонтова.
Ну как я буду писать о чем-либо постороннем, когда даже думать-то о том не могу?
Сегодня, например, я получила нечаянный интерес и столь неожиданный, что и одуматься-то не могу. Нет, так мне и надо, да еще и мало: не води знакомства с подлецами.
Еще только сегодня я узнала, что Бурлев хотел меня выгнать со своего вечера, но, слава Богу, он не посмел, но я одного этого намерения не могу вынести. Я ему ни за что руки не подам и прямо плюну в рожу или назову подлецом. Этого нельзя пропускать так, а то, пожалуй, подашь и другим повод к тому же. Как-то в начале сентября мы ходили по сакмалу гулять компанией: я, Бурлев, Калинин, Вера Павловна, Любовь Павловна Андреева. Когда шли назад, то начали швырять друг в друга прутьями. Вера и Любовь отстали, то есть швырянья в них прекратили, а меня еще все продолжали атаковать. Я обозлилась и начала швырять в них чем попало. Потом уж говорю им: «Не стоит позволять себе шуток с мужиками». И тем дело кончилось. Я этим словам не придавала оскорбительного смысла, хоть, сознаю, что они вышли резки и при других обстоятельствах очень хорошо могли задеть за живое. Назвала я их мужиками в том смысле, в смысле их физической силы, что я, как женщина, с мужчиной не справлюсь, а тем более с двумя, и мне же больше достанется, но я в том опрометчиво поступила, что сразу этого не объяснила. Конечно, как сама не думала оскорбить, и последствий не предполагала. А именно то и вышло, чего я не предполагала: Бурлев понял мои слова в буквальном смысле, т. е. что я их назвала мужиками. Он сразу и виду не подал, вместо того чтобы объясниться, а затаил злобу на меня, вскоре же, кажется, дня через два, приглашает к себе в гости с тем, чтобы танцевать.