Бабушка, Grand-m`ere, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков

Я,ничего не зная, иду к нему с Кешей и Машей. Но начинаю замечать что-то странное. Калинин говорит мне и не один раз: «Я Вас жалею, Т. П., и удивляюсь, зачем Вы здесь, Вас хотят оскорбить», – а писарь пьет, не переставая, водку, чего с ним никогда не случалось. Меня все это крайне удивило, хоть и не знаю ничего, а все-таки собираюсь уходить, да и неловко уходить ни с того ни с сего. Прощаюсь, начинаю одеваться, а Бурлев удерживает и другие, и довели до того, что я опять остаюсь, недоумевая, в чем дело. Немного погодя, Кеша вызывает меня в другую комнату, говоря, что Бурлев просит меня на несколько слов. Прихожу, Бурлев начинает объясняться, что, дескать, так и так, Вы меня оскорбили. Тут я объяснила ему, в каком смысле я сказала это, он убедился моим словам и извинился передо мной. И вот сегодня узнаю, что он с тем намерением меня приглашает и вечер устраивает, чтобы выгнать меня… И это все за то, что я снизошла до них, что от меня, кроме добра, ничего не видели, что старалась и их как бы поднять до себя. Да мало, нужно было ведь предполагать, что они на самом деле мужики, да еще низкой пробы, а я об этом-то и забыла, а может быть, это оттого происходило, да так и есть на самом деле, что раньше мне не приходилось иметь сношений с кавалерами подобного сорта, потому я так доверчиво и хорошо относилась, не подозревая в них ничего дурного и считая их за порядочных людей.

Боже мой! Что же Митя ничего не пишет? Это мне хуже всего. Здоров ли? Неужели, о Боже! Нет, я не хочу верить, чтобы он оставил без ответа моих писем, неужели он не поймет меня? Неужели не видит, что я одного его люблю? Неужели я бы стала откровенно ему писать, если б не питала к нему уважения и считала бы его только выгодным женихом? Не могу я его обмануть и мирюсь даже с отказом с его стороны, только не это холодное молчание, которое выражает презрение и убивает окончательно меня. Я до того уже дошла, что подозреваю немного писаря во вскрытии моих писем, хотя ему нет надобности так поступать.

А просто увидела, какой он дурной человек и на что способен, ну и нахожу причины. Боже! Дай мне силы и терпения. Этот случай помог мне оценить Митю и еще больше любить его.

8 февраля 1897 года

Третьего дня получила от Мити два письма, а сегодня видела его во сне: будто мы с ним собираемся куда-то ехать по железной дороге. Поезд скоро отходит, и Митя надевает на ходу шинель, чтоб идти за билетом на вокзал, а идти до вокзала версты полторы, у меня же ничего не готово. Когда Митя ушел, то я начинаю ужасно торопиться зашивать какие-то два чемодана и все не могу зашить, досадую, что не могу, боюсь опоздать и на Митю сержусь, что не предупредил об отходе поезда да не помог мне приготовить чемодан. Ужасно волновалась, страшно было, что я могу остаться, а он уедет один. Наконец он вернулся и рассказывает, что ссорился с кем-то на вокзале, а пассажиры третьего класса сказали про него: «Если он вернется, то мы его наругаем». Говорит, сам смеется, а я довольна более тем, что он тут, а не тем, что удалось взять билеты, мне вовсе и ехать-то не хотелось, а только чтоб Митя тут был.

11 февраля 1897 года, вторник

Много есть чего написать.

Сегодня нечаянно против обыкновения приехал областной наблюдатель. У нас начался первый урок. Папа ушел с третьим отделением в другую комнату, чтобы мне не мешать заниматься и ему чтобы тоже не мешали. Я не видела, как он (наблюдатель) прошел, и занимаюсь себе, потом ребята пришли в класс и уселись, перешептываются, но это меня не удивило, думала, что это пришел мужик к папе, поэтому дала третьему отделению работу, а сама продолжаю заниматься. Но потом почему-то меня вдруг любопытство взяло, что папа не ушел из школы, а ребят отправил от себя. Пошла туда и вижу, сидит Смиренекий, наклонившись, что-то пишет, волосы у него рассыпались, как грива, и лица не видно, да поэтому-то он меня и не видал, а я воспользовалась этим и ушла к себе преспокойно, не поздоровавшись. Странно, я раньше боялась, когда узнавала, что придет наблюдатель, а тут нисколько, только неловко было, что у нас в школе грязновато. Со мной любезен, с ребятами строжился, что руки грязные да тетради вверх ногами пишут. Руки мыть я их уж снегом заставляла, но и это не помогает, просто беда с этой грязью.

Завтра пойду на свадебный вечер к Елизару Прохоровичу. Он женит сына Петра, берет невестку из Солгона. Венчать будут с певчими.

<…>

А вечер, вечер-то какой будет, с музыкой и не по-крестьянски, молодые будут присутствовать на вечере, а то ведь у них иное обыкновение. Я все хочу как-нибудь описать здешние свадебные обычаи и обряды, да боюсь, что ничего не выйдет: не знаю песен и так-то еще не все знаю.

16 июня, понедельник