Бабушка, Grand-mere, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков

В 1943 году колхозу удалось несколько увеличить запашку и отчасти восполнить ущерб, случившийся из-за отсутствия тракторов. Председателю Тихону подфартило получить из какой-то воинской части несколько раненых и покалеченных лошадей, а пахать за тяжелые плуги встали ребята-подростки. В титовской церкви при большом стечении баб и стариков начались богослужения. Молитвы за Сталина и православное воинство, как и введение в армии погон, наводили Анну Васильевну на мысль о возможно близком восстановлении монархии в лице Сталина. В принципе она не возражала бы против такого твердого царя, но всякая власть как источник налогов и притеснений была ей по-крестьянски несимпатична. Большую неожиданную радость Анне Васильевне принесло письмо от ее любимого, не раз оплаканного Шуры. Полковник Соколов писал, что он жив, даже не ранен и бьет врага. На вложенной фотографии был уже изрядно постаревший и потасканный, но бравый еще служака, в пышных гвардейских усах и с двумя орденами Красного Знамени.

В газетах, в сообщениях с фронта теперь мелькали названия взятых нами иностранных городов, деревенские школьники искали на карте Европы Бухарест и Будапешт. Было ясно, что враг отступает, прогибается, но война все длилась и не кончалась. Наконец этот долгожданный день наступил. Председатель колхоза Тихон распорядился, чтобы в каждый дом было выдано зерно и чтобы все варили пиво. Через несколько дней пиво было готово, его слили в большие посудины, и начался праздник Победы. Все собрались у председателя. Пили пиво, пели, поминали и тех, на кого пришли похоронки, и тех, кто пропал без вести. Бабушка и тетя Нюра сидели среди почетных гостей за столом, а наши три сестренки вместе с другими ребятами наблюдали за происходящим с полатей.

Праздник прошел, оставив у всех в душе след радости и торжества. Пахота, сев, огородные работы продолжались как обычно, сменяя друг друга. Возвращались солдаты. Сестренки Соловьевы и Анна Кирилловна с нетерпением ждали своего папку и дорогого Васю, а он все не ехал. Приехал Василий Матвеевич уже в сорок шестом, в конце лета. В Григоркове он долго не задержался и вскоре забрал свою семью в райцентр, где получил какую-то должность в районной администрации.

Осталась Анна Васильевна одна-одинешенька. Мы с мамой проведали ее на зимних каникулах. Бабушка отдыхала. Даже тропинка к ее домику не была расчищена. В доме было чисто, тепло и уютно: и самовар шумел, запевая, и молоденькая черная кошечка мурлыкала и ластилась. По случаю Рождества было сварено пиво из свеклы. Мы, следуя обычаю, пекли из теста «коровок» (фигурки телят и ягнят). Всю деревню укрывал чистый снег, на ночном небе мерцали звезды, и, казалось, не хватало только пения ангелов.

Весной Анну Васильевну постигло большое горе: умер ее Шура, Александр Кириллович Соколов. Как потерянная ходила Анна Васильевна по деревне с телеграммой в руке и рассказывала старикам о своей беде: «Это мне бы надо помереть, а не ему!» Она недоумевала, почему врачи не спасли такого человека, почему ее Шуре вместо легкого, разрушенного туберкулезной каверной, не пришили новое, хоть бы от барана. «Мне бы помереть, а ему бы жить да жить», – повторяла она. Туберкулез Александр Кириллович получил в лагере, куда попал после того, как вышел из окружения, или в штрафбате в Сталинграде. Из-за болезни ему не пришлось, как хотелось, войти с войсками в Европу. Свой последний подвиг полковник Соколов совершил незадолго до смерти, пройдя на параде с саблей наголо во главе своих курсантов.

А. В. Соколова на могиле мужа, 1949

Анне Васильевне ничего не досталось из большой военной пенсии сына. Его пенсию получила вдова, а про свекровь она даже не вспомнила. Анна Васильевна была этим весьма обижена, но не стала требовать себе какую-то часть пенсии, понимая, что после ее смерти снохе эту долю уже не вернут. Анна Васильевна полагалась на помощь своих дочерей и последнего сына, Павла Кирилловича, и не обманулась.