Бабушка, или Наследство тевтонских рыцарей

– Кто здесь?

Нет, не так.

– Кто-о зде-ся? – женский скрипучий голос заставил студента вздрогнуть. У двери в свою комнату стояла немощного вида седовласая растрёпанная худенькая старушка, опрятно одетая в светлую блузу и длинную мягкую юбку. Глаза слепой были полуприкрыты, лицо обращено к середине комнаты, одной рукой бабушка держалась за ручку двери, другая рука, вытянутая, как обычно это делают слепые в поиске препятствия, слабо подрагивала в воздухе.

 «Понеслось…» – почему-то сказал сам себе Лёня и пошёл навстречу:

– Б-бабушка, это я.

– Кто «ты»? – без тени испуга или удивления спросила хозяйка.

– К-как кто? Внук я, п-прости, испугал? П-простыл на работе немного, – произнес заученную фразу «внук» и взялся за холодные пальцы слепой.

– Какой внук? – спросила таким тоном, словно у неё на каждый день полагался отдельно взятый родственник.

– Виталий же я, б-бабушка… П-пойдем ужинать? Или чаю п-попьём. Заварка, к-кажется, кончилась, но можно и с вареньем.

– … Сегодня я сыта, ничего не буду, – старушка слабо улыбнулась, – а я всё гадала, кто же ко мне придёт проститься…

 Бабулька выглядела вполне себе мирной, склероз как склероз, маразм как маразм – ничего необычного для этого возраста. Зря переживал Виталий. Да и на внезапно появившееся заикание внука внимания не обратила.

– Посади меня в кресло, – потребовала бабушка, а когда села, положила руки на подлокотники и стала похожа на статую ироничного сухопарого философа Вольтера, разве что растрёпанные жидкие волосы, выбившиеся из длинной, до лопаток белой косы, портили сходство. – Расскажи про себя. Как родители? Как добирался? Устал с дороги?

Такой поворот беседы Леня ожидал, но ужас как не хотелось врать лишний раз. Про родственников Виталия он-то узнал многое, но стоит ли всё это повторять? Бабушка знает всё, а начнёт он с подробностями расписывать – заподозрит неладное. Про заикание и хриплый голос тоже, пока не спросит, можно умолчать.

– Д-да всё нормально, б-ба. Горло б-болит немного, трудно разговаривать. Д-давай я тебя лучше п-причешу? Б-будешь к-красивая…

 Старушка рассмеялась тихонько:

– Причеши, внучок, причеши… Прыткий какой. Но ты мне нравишься. Молодец, что приехал, не побоялся сплетен. В городе-от другой народ поживает, посмелее наших-от…

– Ну что т-ты т-такое говоришь… Где у тебя расческа?.. Я сп-пециально для тебя в городе п-прихватил книгу с рассказами, сам не успел п-почитать, но, говорят, интересные…

 А вот тут Леонид соврал. Прихваченная по какому-то наитию книжица с рассказами Василия Шукшина была читана не раз в клинике престарелым бабулькам. Рассказы были простосердечные, публика приходила в восторг и охотно подключалась к обсуждению. Так коротать время было легче: глядишь, какая бабка после прочтения пустится в воспоминания, а то и отяготится мыслями на полдня, ты после ночной смены и вздремнуть успеваешь…

 Старушка опять засмеялась довольно:

– Почитай, милый, почитай, – расчёску тут же выудила из рядом стоявшего комода, пошарив уверенно в ящике негнущимися пальцами.

 Виталий как в воду глядел: режим дня у старушки, и правда, сбился. Всю ночь она была бодра, оживлена, ни разу не попросилась в туалет, не соблазнилась на чай. Рассказы балагура Шукшина повеселили, сама в воспоминания не особо пускалась, получая удовольствие от совсем охрипшего через полтора часа голоса внука. Потом, наконец, обратила на это внимание и заставила Лёню заварить траву, хранящуюся всё в том же дубовом комоде, в холщовом мешочке.

Чай с травяным сбором подействовал быстро: снова выступила испарина на груди и спине, и, одновременно, стало клонить в сон. То ли заметив это, то ли сама устав, бабушка благодарно остановила беседу, сказав, что хочет вернуться в свою комнату. У двери попрощалась, не позволив довести себя до кровати, спросила, останется ли внук ещё на ночь, получив утвердительный ответ, привычно тихо засмеялась и закрыла за собой дверь.

 «Старушка совсем и не вредная, – довольно похвалил сам себя за выдержку Лёня и потёр отёкшее от бессонницы лицо. Где-то пели один за одним петухи. «Вот тебе и ночные посиделки…» – добавил про себя, взглянул на циферблат, над которым целлулоидная птичка несколько раз за ночь выскакивала и торопливо выкрикивала ку-ку, – маленькая стрелка приближалась к пяти.

Лёня сел в хозяйкино кресло, которое внезапно оказалось слишком удобным, устроился, натянул плед, кутавший полчаса назад ноги слепой, – и моментально уснул.

 Маятник на часах, придумав, что его смена закончилась, перестал двигаться сразу после того, как кукушка отсчитала пять утра.