Читаем Бабушка, которая хотела стать деревом полностью

На юге можно отравиться фруктами, на Севере – грибами. На юге боролись с мухами и комарами, на Севере – с тараканами. На юге белье выжаривалось на солнцепеке, на Севере выносилось на мороз.

На юге кормили обедом или ужином, варили кофе, на Севере – предлагали чай, конфеты, торт, что-то сладкое, полноценную еду, а кофе – никогда.

И главное отличие для меня. На юге были запахи – мяты, чабреца, тархуна, липы. Мяса или рыбы. Помидоров. Кажется, даже редиска имела запах. Зеленый лук пах удивительно, петрушка росла колосьями, а не жалкими пучками. Лук был красный, а не белый. На Север травы не завозили – невыгодно, слишком дорого. Помидоры и огурцы тоже попадали редко, под спецзаказ. Лук имелся, гнилой. На Севере отсутствовали все запахи, к которым я привыкла с детства. Вообще никаких не было – ни еды, ни вина, ни земли. Север не пах курятником и огородом, виноградной гроздью или кизиловым вареньем. Именно это меня потрясло больше всего. Когда у города, поселка отсутствует запах – старых домов, калиток, белья, которое сушится на веревке во дворе, не важно, – для меня это страшно. Я не умею жить в местах без запаха, без вкуса. Я помню, что каждый день умоляла маму уехать с Севера домой, в Москву. Лучше, конечно, к бабушке в южную деревню, но хотя бы в Москву, которая тоже имела свой запах – булочной, кондитерской, машин, автобуса, метро.

Мы жили в южном городке в очередной съемной комнатушке. Все дороги в городке вели вверх. На всех – ямы, колдобины, остатки брусчатки с прошлого века. Ничего не ремонтировалось. Местные ходили в разбитых тапках, сандалиях – в той обуви, в которой уверены. На наших глазах женщина на невыносимо высоких каблуках подвернула ногу и распласталась на дороге.

– Ну зачем на каблуках-то? – спросила ее подбежавшая местная жительница.

– Зря, что ли, везла? – всхлипнула пострадавшая. – Надо было хоть один раз надеть.

Да, моя мама тоже рассуждала похоже – надеть хоть один раз, выгулять вещь, а там хоть растяжение связок, хоть сотрясение мозга. Главное, не зря везла туфли.

Бытовые неурядицы. Сломался, не греет утюг? Ну и ладно, можно встряхнуть белье и повесить ровно на сушилке. Потом на теле само разгладится. Душ стреляет водой в разные стороны? Легко приспособиться – встать под ту струю, которая пшикает сильнее. Унитаз не сливает? Если подождать и нажать на слив два раза, смоет. Опытным путем проверено. Раковина засорилась? Так и ладно. Нужно подождать, когда вода медленно сольется.

Я так не умею, из-за чего считаюсь очень плохим арендатором. Съемная квартира. В коридоре перегорели две лампочки из трех. На кухне горят только те, что над плитой. Звоню хозяевам, риелтору, через которого сдавалась квартира. Все удивляются – можно ведь включить напольный светильник в гостиной. И другие жильцы не жаловались, что света мало. Я начинаю сходить с ума. Поменять лампочки – плевое дело. Но жильцы ждут, что это сделают следующие арендаторы. Не их квартира, не родная. Все проблемы – засоренный слив в душе, давно сломанная морозильная камера – накапливаются. Я приезжаю и начинаю все чинить, доводя риелторов до истерики. После меня остается работающая техника, появляются новые швабры и тряпки для уборки и много чего еще. Я никогда не знала, на какое время мы переехали в другой город, поэтому начинала жить будто навсегда и будто квартира не съемная, а наша. Дом. Хотя нет, все не так. Я считала, что если живу в чужой квартире день, два, неделю, то должно быть хорошо мне. И если раздражают мигающие лампочки или неработающий кондиционер, плохо становится мне. Значит, надо починить. Именно поэтому с возрастом все тяжелее создавать дом на новом месте, в съемной квартире. Я слишком часто все выстраивала по кирпичику, каждый раз веря, что навсегда. Запас энтузиазма в строительстве и обживании с нуля иссяк. Но бытовые мелочи по-прежнему бесят, не дают расслабиться.

Дом на семь квартир с общим входом. Три из них сдаются. В одной постоянно живет хозяин, и он считается «главным», имеет право делать замечания случайным гостям, постояльцам. От сильного ветра или неудачного захлопывания входная дверь сломалась. Остается или закрывать на ключ, или не запирать вовсе. Можно починить, ничего сложного. Заело. Любой пьяный слесарь справился бы за пять минут. Но нет. Тут целое дело. Точнее, никакого. Никто не чинит. Никому не надо. Только главный хозяин радуется, закрывая дверь на все четыре оборота ключа. И верхнего замка, и нижнего. Жильцы съемных квартир стоят у калитки, ищут нужный ключ, переживают, что никак не находится. Но тот главный жилец – хозяин не спешит вызывать слесаря. Я у него спросила, не выдержав, почему бы это не сделать? Если он не хочет, то могу и я. Мужчина обиделся. Ответил, что я не понимаю.

На следующий день он переставил мне сушилку. Она никому не мешала, я меняла постельное белье, и хотелось спать на сухих простынях. Лишь поэтому выставила на общую территорию – веранду.

– Спасибо. Я не знала, что сушилка должна стоять вон там, – сказала я соседу-хозяину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза