Это был один из первых его походов к врачу. Макс стеснялся, чувствовал себя ужасно, руки и пах зудели нестерпимо. Рядом с ним в очереди перед кабинетом сидела девушка. Он невольно увидел следы от прыщей на ее плечах, красную полосу, шедшую вдоль линии роста волос, грязные волосы – наверняка ей было больно мыть голову из-за шелушения и раздражения. И губы – обветренные, с алой окантовкой, какая бывает у детей с диатезом. Девушка ему была неприятна – она то чесала ногу, то терла запястье. И при этом улыбалась ему и пыталась кокетничать, почувствовав родство, общую проблему. Дождалась его на той же банкетке, хотя он, как ему казалось, не делал никаких знаков, указывавших на симпатию или дававших хоть какой-то повод. Но она его дождалась и пошла за ним вниз по лестнице. Что-то занудно рассказывала, неуместно смеялась. Макс не слушал. Ему было противно. Не от того, как она выглядела, вовсе нет. Он ни с кем не собирался обсуждать собственное лечение, тем более с первой встречной девушкой, у которой к тому же неприятный, слишком высокий тембр голоса и слегка истеричный смех. Та же назойливо спрашивала, что ему назначили, какие препараты. А ей вот такие, но не помогли. Сейчас вот такие. Какую девушку он хотел бы видеть рядом с собой? Если бы кто-то мог ответить на этот вопрос.
Макс прочел лекцию. Впервые спокойно пожимал руки, не переживая, что его болезнь станет заметна. После выступления отсидел скучный обед, который показался ему вовсе не скучным, а даже приятным. И позволил себе съесть десерт – его хорошая физическая форма была вовсе не результатом диеты, а следствием болезни. Жирное, острое, сладкое оставались под строгим запретом. А регулярные пробежки помогали привести в порядок голову, переключиться, получить необходимую энергию для работы, выдерживать бесконечные перелеты, поездки, не всегда оказывавшиеся легкими и приятными.
Он даже мило пообщался с Олей-Леной и сделал ей дежурный комплимент. Кажется, она напрашивалась к нему в номер, но его удачно отвлекли коллеги, чтобы обсудить лекцию. После обеда Макс спокойно дошел до номера и уснул. Спал крепко, сладко и без сновидений, хотя от дневного сна отказался раньше, чем положено, – года в три, чем сильно осложнял жизнь матери и воспитательницам в детском саду.
Вечером он решил прогуляться и вышел на улицу. Снова удивился сам себе – обычно не устраивал вылазок в темное время суток. Но здесь ему было не страшно. На этих средневековых улочках, в закоулках, вдруг стало хорошо и спокойно. Он дошел до главной площади, радуясь, что обнаружил новую, еще более короткую, дорогу от гостиницы, и разрешил себе поужинать в ресторане. Что, вообще-то, считал дурным тоном – на площадях, в заведениях, рассчитанных на туристов, никогда хорошо не накормят. Но еда была на удивление приличной, да что говорить – очень вкусной. И Макс заказал себе еще вина. То ли на него так подействовала еда – он и забыл, когда позволял себе поздний, да еще сытный ужин, то ли вино – за первым бокалом последовало еще два, но он зашел в сувенирный магазинчик и накупил магнитов, тарелок и брелоков – сувениры для коллег, что всегда считал пошлостью.
Назад шел легко, как по родному городу, не глядя по сторонам, не сверяясь с табличками на фасадах домов. Прекрасно знал, куда идти. И, выйдя, как он считал, на маленькую площадь, пятачок, зажатый между домами, понял, что потерялся. Гостиница не появилась там, где рассчитывал, – буквально за поворотом, в нескольких метрах. Вернувшись на боковую улочку, Макс свернул за домом, который показался знакомым ориентиром, и снова ошибся. Он шел незнакомыми дорогами, сворачивая, плутая, в надежде вдруг случайно выйти к гостинице, но, кажется, отдалялся все больше. Раздражение на себя, выпитое вино, на городок, архитекторов сменилось апатией. Ну и ладно – уже было все равно, куда идти. Ботинки, которые он надевал только на лекции – и в этот раз забыл переобуться в старые, удобные кроссовки, – натерли ноги. Стало вдруг холодно, хотя днем можно было ходить в рубашке. Телефон не подавал признаков жизни, мобильная связь исчезала. Не было ничего – ни карты, ни навигатора. Прохожие, у которых можно было бы спросить дорогу, исчезли. Как и места, которые должны были работать круглосуточно, – аптеки, полицейский участок, больницы. Только темные здания старого города.
После очередного поворота Макс наконец наткнулся на открытое заведение – вроде как бар для полуночников. На улице стояли бочки из-под вина, заменявшие столы. Ни барных стульев, ни скамеек не предусматривалось.
– Налейте что-нибудь покрепче, пожалуйста. Чтобы согреться, – попросил Макс, зайдя внутрь.
Девушка, стоявшая за стойкой, меньше всего походила на барменшу, да еще в таком полуночном заведении. Она улыбнулась и выставила на стойку стопку с прозрачной жидкостью и тарелку с канапе.
Макс решил, что заказ сделал другой посетитель, который, возможно, отлучился в уборную. Но девушка пододвинула стопку и тарелку.