Бабушка, расскажи сказку!

Во время каникул мы никогда, насколько я помню, не приходили к школе. Обычно гуртовались на колхозном дворе, в Шубинском саду, зимой катались с кургана, который находился рядом с Шубинским садом, на продолжении деревеньки Восход. Играли на прудах (зимой катались на коньках, а летом, понятно, купались), а то и у кого-нибудь дома (играли около дома, чаще в войну с основными парными командами «наши-фашисты», «красные-белые», или в прятки, которые мы называли «хоронючками»). Вот здесь, в Москве, такое делают часто, прибегают к родному гнёздышку, к школе. У нас этого не было потому, что, вероятно, и так было где побегать. Это, во-первых. А во-вторых, школа-то наша была одновременно и жилым домом. Чего же туда идти, людям мешать. Тем более, рядом со зданием школы были и хозяйственные постройки нашей технички, в которых жила птица и даже поросёнок. У учительницы, Лидии Семёновны, хозяйства не было.

Новогодняя ёлка в школе была под самый потолок. Ну, это не очень высоко, думаю, что метра два с половиной, не больше. Здание-то школы – почти обычный деревенский дом, только, по сравнению с деревенскими домами – на более высоком фундаменте. Большую кубатуру не делали, не протопишь. Деревенские дома протапливались сухим навозом, дров в степи, понятно, не было. А школу государство (колхоз и совхоз) снабжало дровами и углём.

Вместо ёлки на Новый год всегда были сосны, которые привозили из-под Тамбова, от реки Цны. Только там в нашей степной зоне и были хвойные рощи. В такое место я как-то раз попал. Был в 1962 г. в пионерском лагере от потребкооперации (мама работала продавцом в нашем деревенском магазине). Лагерь был недалеко от Тамбова, поскольку мы ездили на автобусе в Тамбов, в краеведческий музей, а это заняло совсем небольшое время. Для меня это важно, так как в транспорте меня укачивает, кружится голова. Особенно это проявлялось в детстве, да и сейчас ещё случается, в зависимости от состояния здоровья и погоды.

Наряжали ёлку всем скопом, кому что достанется из игрушек. Тогда стеклянных игрушек было не очень много. У нас сейчас примерно такие тоже есть, от детства моей жены Марины, самые её любимые. Ещё, кажется, её бабушки, но не от её детства, а от детства её дочерей и внучек. Стеклянные и картонные, раскрашенные под золото или серебро.

У ёлки рассказывали стихи, делали и какие-то небольшие постановочки (спектакли). Один помню, в котором и я играл, про украденные огурцы с колхозного поля. Вот я вора-то и играл. А маму играла моя соседка по парте, Щедрова Таня. (Её отец работал в наших ближайших деревнях почтальоном, развозил почту на тарантасе.) Мы были уже «взрослые»: Таня, моя соседка по парте, училась в четвёртом классе, а я был во втором. Помню, что эта роль получилась у меня очень неуклюжей.

После концерта – раздача подарков: в кульки из газет или серой обёрточной бумаги россыпью насыпались конфеты разных мастей. Но больше, конечно, карамелек, в обёртках и без обёртки, подушечки с начинкой. Сейчас такие, без обёртки, и не делают, только в обёртках. Тому, кто учится хорошо и хорошо себя ведёт – кулёк побольше, а нерадивым – поменьше. Нерадивыми были чаще дети из бедных многодетных семей. Вряд ли это хорошо, или, как говорят шутники, «это не есть хорошо», потому что деньги на подарки давал колхоз, а потом и совхоз. А родители «нерадивого» работали в колхозе или совхозе наравне с родителями радивого, за те же палочки-трудодни.

Как наказывали за плохую учёбу или поведение? Очень просто. Родителей в школу, я помню, не вызывали, не было такого приёма. Если только сама учительница сходит к родителям. А «нерадивого» оставляли без обеда. Это было именно такое буквальное наказание – без обеда. Все ушли домой, а плохиш остаётся в школе делать уроки и ликвидировать свои задолженности. Учительница, понятно, за это время успеет сама пообедать. Это хорошо, если наказанный ученик брал что-то съестное с собой в школу. Всё не так голодно оставаться без обеда, хотя это взятое и бывало съедено в один из перерывов (перемен). Но хуже всего, на мой взгляд, было другое наказание, связанное с исключением из школы на несколько дней, обычно, стандартно, на три дня. Исключённый всё равно приходил к школе, утром, вместе со всеми. А куда ему было ещё деться? И вот он во время уроков и слонялся по улице, под окнами. По деревне ходить было не очень складно, потому что задёргают вопросами и насмешками, а попадёшь, невзначай, под руку отцу или матери, так ещё и подзатыльник схлопочешь. Сейчас, я думаю, такое наказание встречалось бы с большим удовольствием, как узаконенный прогул с занятий.

И ещё, прямо наказание, примерно в середине учёбы каждого учебного года приезжали с дезинфекцией: всех поголовно обсыпали дустом. Всех, даже если у тебя и не было этих насекомых, которые назывались вшами. Но таких, у кого не было вшей, вряд ли можно было и найти.