Бабушка, у которой был танк

Всё было просто и обыденно – подставился, как зелёный новичок, как сопливый пацан, устроил гонки с росомахой. Не оценил сразу серьёзность раны, не принял мер, а теперь вот от потери крови шла кругом голова. Сердце заходилось от осознания собственного положения. Далеко-далеко его ждали дорогие ему люди, так же как он, считали каждый день до встречи. Дочь, вероятно, каждый вечер говорила внуку, давая ему на ночь обезболивающее: «Вот вернётся дед, и всё будет хорошо. Всё будет по-другому». А дед в наступающей ночи стоял в двух километрах от зимовья, в трёхстах от них, привалившись спиной к толстому дереву, не в силах сделать ни шага. «Попал… попал… в собственный капкан! – с закрытыми глазами мысленно оценивал своё положение…»

В зимовье, почуяв недоброе, под дверью завыла Шельма.

Еловый сук в тайге страшнее зверя. Напорешься – помощи ждать неоткуда. Тайга вокруг, местами сплошные завалы да вывернутые с корнем деревья. Многие годы как-то обходилось, на обустроенных путиках ещё с осени по примеру отца с дедом прилежно обрубил все потенциально опасные сучья. А тут увлёкся погоней, и вот результат.

Прислонившись спиной к дереву, в полудрёме вспоминал былое, трудно сказать, сколько так простоял. Очнулся, когда вспомнилось, как внук тайком от матери, уловив момент, выплёвывал обезболивающие таблетки. Случайно заметив это, сказать не решился, только тайком смахивал слезу. Ночь ждала бессонная – никто не спал у его кроватки. Может, и сейчас все не спят. Считая дни, ждут его.

Медленно затухающее сердце сквозь марево дремоты встрепенулось, получив лошадиную дозу адреналина в виде воспоминаний. Нет, он не сдастся… Никогда не сдастся. Он вырвется отсюда. Вырвется из собственного капкана, так умело самим поставленного. Росомаха – зверь. Нет! Это он зверь! И его ждёт его дитя с малым на руках! И он всё сметёт на своём пути! Дикий звериный крик огласил тайгу. Скорее не крик, а боевой клич. Умом понимал, что теперь дорога каждая калория и лишние затраты энергии ни к чему, но этот крик ему был нужен. Нужен как старт, как выстрел стартового пистолета. Этим он не отдавал, а втягивал в себя окружающую энергию. Мозг работал, как вычислительная машина. Сам начал двигаться, как робот, опережая приходящую мысль. Рюкзак. Шнур. Нож. Жгут выше колена. Кусок сахара – в рот, два оставшихся – в карман куртки – чтоб вновь не тратить сил на снятие рюкзака. Куски свалялись, в какой-то крошке, но это была глюкоза.

Рюкзак на плечи. Нож в ножны. Тулку на спину. Его ждали, и он вырвется отсюда. В темноте жалобно звякнул под лыжей разбитый росомахой капкан. «Это не капкан!» – холодно усмехнулся сам себе.

Его капкан был намного прочней и уловистей. Он был вокруг – в виде глубокого снега, наступавшей ночи, сильного мороза, неопределённости положения; он был в нём самом – в виде немеющей ноги, головокружения от потери крови, боли в подреберье, не дающей дышать полной грудью.

На самую трудную часть пути до укатанной лыжни путика ушло почти два часа, хотя гнался за росомахой не более десяти минут. Буквально выволокся на лыжню, опираясь вместо костыля на свою тулку. Тащить её на спине уже на полпути стало невозможно – ремень давил на ноющую грудину, затрудняя дыхание. Темнота буквально растворила след росомахи, и скоро пришлось пользоваться фонариком. Свет фонарика довёл до лыжни и стал тёмно-жёлтым, грозя полностью умереть в любую секунду. Дальше можно было и без него: укатанная за зиму, с предусмотрительно обрубленными нависшими ветвями деревьев и кустов лыжня немного просматривалась. Сойдя с лыж, рухнул на лыжню, перекатившись на спину, решил немного отлежаться на пустом рюкзаке. Сунул в рот последний кусок сахара – чтоб ненароком не задремать в последнем сне.

Миллиарды звёзд из низко нависшей галактики, холодно смотрели на его потуги. Он меньше чем молекула в этом мире. Таял кусок сахара во рту. Отмерзала перетянутая жгутом нога, мех вымок, свалялся и не спасал от мороза. Время от времени звёздное небо начинало двигаться по кругу, уводя в мир грёз.

Через весь небосвод серебристой звёздочкой, то тускло мерцая, то ярко вспыхивая под лунным светом, спешил по своим шпионским делам спутник. Иван Сергеевич провожал его взглядом, решив встать, как только он исчезнет на горизонте. И встал… Нет, он не молекула. У него своя галактика! Он – центр притяжения близких ему людей.

Вместо обычных тридцати минут хода от этого места до зимовья дорога отняла более двух часов. Нога стала совсем чужой, не слушались пальцы. Несколько раз он порывался на время снять жгут, чтобы дать крови свободно разбежаться по венам ноги, согрев её, но боязнь потерять сознание от потери крови останавливала его.

Издалека заслышав хозяина, радостным лаем заходилась в зимовье Шельма. Ввалился в избушку. Что-либо делать не было никаких сил, только смог снять рюкзак, раскрутить жгут, да так и повалился в одежде на нары, натянув на себя рваное ватное одеяло.