Бабушки, бабки, бабуси

— Ладно, — говорю, — я тебе сейчас объясню, за что он на меня польстился: за то, что я булочника так отделала, что съемки пришлось прекратить… Хочешь, я тебя сейчас так же вот угощу?

И подняла сумку над ним в боевом порядке…

Ну, тут мой старик отошел поскорее в угол и уже из угла бормочет:

— Все равно я завтра пойду в загс разводиться с тобою!

— Это, — говорю, — пожалуйста. Пойдем в загс. Распотешим честной народ! И еще я приглашу пятерых наших детей, восемнадцать внуков и четырех правнуков. Так и будем разводиться в ихнем присутствии…

Ну, безусловно, в загс мы не пошли: скоро помирились мы со стариком. А у нас в квартале меня с тех пор иначе и не называют, как «кинозвезда». А что? Говорят, есть такие у нас звезды, что ненамного моложе меня. Так что я жду, когда за мной опять придут на съемки звать. И уж на блондинку я перекрасилась, 64 кудри себе навила на полгода. Одним словом, хоть сейчас с меня открытки делай и продавай.

СВЯТЫЕ НА ХОЗРАСЧЕТЕ

— Что ж, я никогда не скрываю, что я сама верующая. И в бога верую, и во всех святых угодничков, и в нашего приходского батюшку отца Федора… А как же? Раз они мне помогают в моей старушечьей жизни, то как же мне не веровать? Тем более я с ними давно уже перешла на эту… как ее?.. на самоокупаемость, на хозрасчет. Ага! Безусловно! Который святой мне сделает добро, то и я ему обратно отвечаю добрым. А который угодник ко мне относится лениво, молитвы моей не сполняет, помощи не окажет, то и от меня увидит шиш. Даже если я что раньше для такого бездельника совершила, то все равно возьму обратно. Ага! У меня на этот счет строго: я признаю только обоюдную пользу, так сказать.

Это я еще лет десять тому назад заметила, что за ними, за святыми то есть, нужен глаз да глаз. Если их распустить, то один расход на них будет, а от них никакого то есть толку. Ага! Помню, аккурат у меня в комнате ремонт затребовался: этот домишко у нас старый — одна слава, что жилплощадь, а на деле дыра. Ага! Полуподвал — раз, сырость — два, отопление мимолетное: сейчас истопишь — и сейчас все улетучилось, и опять у тебя на подоле иней образуется. А тут взялась еще вода с подполу проступать. Только что в постель не ложишься в галошах. Ну, куда это годится?

Думала я, думала, к какому святому обратиться, чтобы насчет ремонту. Нет, безусловно, в райжилуправление и в этот наш ЖЭК я таскалась, как на службу. Благо у меня пенсионный возраст. Если мне, например, в полуклинику или в жилуправление не пойти, то мне и делать нечего: живу одна, соседи меня боятся, будто я серый волк… А почему? Исключительно через мою религиозность.

Я их за все ихние грехи так стращаю тем светом, что им и на этом свете жить опостылело… Вот, значит, поплелась я в жилуправлению, а по дороге зашла в церкву, глянула на образа… Вижу, святой Микола Мирликийский стоит в аккуратных таких ризах и нимбом на меня сияет — вроде подмигивает. Я думаю: «Стой, стой, ведь это славный утешитель для плавающих и путешествующих, особливо которые по воде! А я от чего страдаю? От воды же! Выходит, ему и надо свечку ставить в отношении ремонта полу!» Поставила.

Потом пошла в жилуправ, и — что же вы думаете? — мне там говорят: «Будет тебе, бабка, ремонт полу, как у тебя доски прогнившие. Завтрашний день начнем». Видали? Ну, я, безусловно, обратно в ту церкву, Миколе еще прибавила две свечи и выменяла для своего киота его иконку, подвесила в изголовье у себя в тот же вечер!

А как же? Раз он такой аккуратный святой, внимательный к нуждам верующих граждан, то, безусловно, я ему тоже пойду навстречу.

Теперь. Весною украли у меня со двора белье. Повесила я на солнышке посушить три простынки, безусловно, одеяло пикейное и еще штапельную юбку цвета бурдо. Такого, знаете, самого бурдового бурдо, что она уже вдает в цвет ягоды гонобобель. В общем, почти черная юбка. Ага! Вывесила я это утром, а к вечеру вышла во двор, смотрю: ничего не висит! Даже веревку срезали, злодеи! Я так и присела в лужу там же во дворе Встала, завыла… Или нет, извиняюсь: сперва я сидя завыла, а потом, уже воючи, встала и сейчас — в милицию: заявлять… И до милиции опять заскочила в церкву сейчас это Серафиму Саровскому свечку затеплила и тогда уже окончательно в милицию. Ну, безусловно, в милиции мне пришлось помаяться: сперва они не хотели принимать моего заявления. «Чересчур, — говорят, — мало украдено». А я им: «Что же, мне теперь приврать вам про разные другие вещи? Так, пожалуйста, запишите, что у меня, окромя юбки, еще две черно-бурые лисы унесли, да золотых колец сорок штук, да три брошки с брыльянтами, да четыре браслета дутых, а два недутых…» А милиция знаете что говорит: «Если у тебя действительно столько было, бабка, так мы на тебя на самое дело заведем: откуда у тебя ценности?» Я тогда скорее задний ход: «Что вы, я пошутила, у меня и бурдовой юбки, кажется, не было: одно белье…»