Бабушкин внук и его братья

Потом я до вечера думал про то, что случилось. Даже размечтался: может, Лыкунчик вовсе не плохой парень и мы сделаемся друзьями…

Ну, ладно, друзьями там или нет, но уж лезть ко мне он больше не станет.

На следующее утро я шёл в гимназию, как говорится, «со свободным дыханием». Без всякого страха и уныния — чуть ли не впервые за весь учебный год. Лыкунчик мне кивнул довольно дружелюбно, хотя в разговор и не вступил. Ну, это и понятно. Всё же неловко ему за вчерашнее. Дружки Лыкунчика меня будто не замечали.

С последнего урока нас отправили в медицинский кабинет — делать прививки от энцефалита. Уже вторые в этом году. Кто-то заныл и заспорил. Но я спорить не стал: в июне я собирался в летний лагерь, а там клеща подцепить проще простого. А Лыкунчик пробовал упираться: это, мол, дело добровольное — не хочу и не пойду. Но наша классная пообещала позвонить отцу и узнать, как тот относится к принципу добровольности. Лыкунчик поёжился и пошёл…

Мой укол к вечеру заболел, даже температура слегка поднялась. Утром я объявил, что «болит по-прежнему» и по этой причине в школу я идти не могу. Бабушка меня поддержала.

Весь день я с удовольствием провалялся в кровати с книжкой про пиратов Карибского моря. И порой для видимости постанывал. Пока бабушка не сообщила, что ничего у меня не болит и что она это прекрасно знает, а на уроки не ходить разрешила потому, что в детстве сама была не прочь прогулять школу.

— Да, мы с тобой понимаем друг друга, — с удовольствием сказал я.

В шесть часов пришёл отец. Я и бабушка на кухне пили чай с ванильными сухариками и смородиновым вареньем. Отец посмотрел на меня как-то очень внимательно.

— Ольга Георгиевна, могу я поговорить с сыном один на один?

— Кто же вам не даёт? Странно даже…

Отец поманил меня в их с мамой комнату. Я ничего не понимал. Струхнул даже. Отец откинулся в кресле, помолчал и сказал:

— Непонятное дело. Меня вызывали к вашему директору. Она говорит, что ты позавчера избил своего одноклассника Лыкова…

Меня — будто подушкой по голове. Даже пошатнулся.

— Я? Избил?!

— Так говорят.

— Кто говорит? Да ты видел этого Лыкова? Он сильнее меня в два раза, бугай такой! Он тот гад, который ко мне всё время прискребался!

Отец поморщился.

— Оставь эту… терминологию тинейджеров. И послушай. Вчера он разделся для прививки — и у него спина в следах от побоев. И он сказал, что вы подрались на улице, он упал в лужу, а ты испугался и повёл его к нам домой, заманил в ванную, а потом… вот тут самое непонятное. Он утверждает, что вы били его ремнём вдвоём с братом. С высоким веснушчатым парнем по имени Алексей.

— Ну и скотина… — выдохнул я. — Подонок! Я его спас, а он…

И тут я заревел. Как первоклассник.

— Перестань, — потребовал отец. — И расскажи, что было на самом деле.

Реветь я перестал не сразу, не так-то это просто. И рассказывал сквозь слёзы. Но всё откровенно. А чего скрывать, если не виноват!

Хотя кое-что всё же скрыл. Не сказал про свои мечты об автомате и про то, зачем заманил Лыкунчика на доску. Объяснил, что просто хотел оторваться от погони.

— Думал, он не решится… там, через шахту…

Отец не перебивал. А потом сказал, что трюк с доской — это идиотская выходка и чтобы я больше не смел так глупо рисковать. Но в глубине души, по-моему, он был доволен, что я не совсем трус. Помолчал и признался:

— Я сразу понял, что здесь что-то не то. Так и заявил директрисе. Сказал, что позавчера ты был дома один и никого избить не мог…

— Его наверняка папаша взгрел! За грязную куртку! А он побоялся сказать про отца, вот и всё! Или решил мне отомстить… за то, что оказался передо мной… такой вот, беспомощный… А я-то с ним возился, когда он в штаны напустил… — И опять я всхлипнул. И снова отец поморщился.

— Ладно, всё это ерунда. Вашей Валентине Константиновне я всё объясню. Истина, как говорится, всплывёт на поверхность. А теперь скажи-ка всё-таки самое главное…

— Что?

— Откуда ты узнал про брата?

— Про какого?

— Про Алексея.

Оказалось, что у меня и правда есть старший брат Алёша (только без веснушек). Дело в том, что папа был женат дважды. Я про это слышал и раньше. Но я никогда не знал, что у отца и той женщины есть сын.

Сейчас отец изложил мне это сухо и будто через силу. Но я видел, что это просто от неловкости.

— Он живёт с матерью в Калуге. Заканчивает школу. Ему восемнадцатый год…

— Почему вы мне раньше ничего не говорили?! — Я был ошарашен.

— Мама не хотела. И бабушка. Они считали, что та моя жизнь — дело прошлое и нашей семьи не должно касаться. На этих условиях мама и согласилась выйти за меня… Но надо отдать ей справедливость: она не спорила, когда я уезжал, чтобы повидаться с Алексеем.

Понятно теперь, почему меня не назвали Алёшей. Не могут быть два Алёши у одного отца.

— Целых одиннадцать лет я не знал, что у меня есть брат!

— Да. Это… было неправильно. Но я обещал. Я бы и дальше молчал, но сейчас мне показалось, что ты всё уже знаешь. Решил, что поэтому ты и сказал о брате тому… Лыкову…

— Нет. Это просто такое вот совпадение, папа…