Бабы придумали

- А что я тебе говорил? - послышалось сверху, и с третьей полки, на которой полагалось бы лежать багажу, свесилась белобрысая голова, похожая на яйцо, обросшее волосами. - Ой, говорю, Илюха, смотри-и...

- Ты, ты... ты, брат, помалкивай, - заикнулся от внезапной ярости Илюха, - каркай больше, ворона проклятая! - Он повернулся ко мне, в потемневших глазах его медленно остывала обида. - Вот, понимаешь, до чего хорошо все шло, - продолжал он, - я рад и она рада. И поди ты: приходит письмо от сестры от ее - зовет Таньку в город, на красноармейские фабрики работать, шинели шить. Ей и ехать охота, и ребенка бросить нельзя... А тут, понимаешь, матка танькина и давай ее научать, чтобы ехала она, Никитку ей оставила, а с меня - алименты. Ах, мать-перемать!.. Плакала Танька моя, ей-богу, плакала, а поехала все-таки... Дали мы друг дружке разводную и назначили мне шесть рублей платить в месяц. Шесть!.. Да разве хозяйство крестьянское выдержит столько? Отец так прямо и сказал - вали, говорит, откуда хочешь доставай, я теще твоей не работник. Ну и приходится ехать, на алимент зарабатывать...

- А я тебе что говорю? Не плати! - снова послышалось сверху.

Я ждал, что Илюха снова грянет отборнейшей бранью. Но он, понуро опустив свою красивую голову, уставился потемневшими детскими глазами своими на худые головки сапог и ответил чуть слышно:

- Не плати... Никитку-то жалко небось.

7. ДУДОЧКА

Аборты, еще недавно почти не встречавшиеся в деревнях, сейчас врастают в быт, становятся простым, заурядным явлением. Вопрос об этом даже специально дебатировался на нашем волостном съезде советов, причем в учащении абортов обвиняли врача. Между тем аборт в больничной обстановке - несказанное счастье по сравнению с теми ужасными операциями, что проделывают бабки или просто досужие приятельницы. Скольких женщин привозят ежемесячно в больницу уже с заражениями, с кровотечениями, изуродованных на всю жизнь. А на какие только, самые дикие и нелепые, ухищрения не пускаются они, чтобы оборвать беременность!..

Вот рассказ нашей акушерки, почти дословный.

"Приходит ко мне женщина одна, молоденькая, жена хуторянина.

- Здравствуй, - говорит, - Анна Михайловна. Поди-ка сюда на минутку.

Было это утром, перед приемом, я дрова колола.

- Зачем? - спрашиваю.

- Нужно.

- Зачем?

Не говорит.

- Ну, коли так, ступай в амбулаторию, доктору скажешь.

- Не могу я к доктору итти, - отвечает она, - дудочка у меня.

Я подумала, что ей клизму поставили, и повторяю еще раз:

- Ступай, ступай, в больнице все скажешь.

Ушла она. Минут через двадцать иду и я... И что же? Она уже на столе в операционной лежит, а кровь из нее так и хлещет... Оказывается, ее портниха какая-то ленинградская научила ввести в матку резиновую кишку, чтобы кровотечение вызвать. Чуть было кровью не изошла, у ней все белье, вся юбка насквозь промокли от крови".

8. ЧЕГО КОБЫЛА ПРОСИТ?

Молодые, совсем недавно поженившиеся, едут в заговенье кататься.

Она - сирота, робкая и покорная, с нежным, бледным лицом и испуганными глазами; ее выдали без приданого, почти насильно. Он - гладко обритый с шершавым, малиновым, обветренным лицом, под хмельком, посолдатски пропахший махоркой и ваксой. С ними едет свекровь, добрая старушка в салопе, сшитом еще при царе Александре III.

По дороге, среди поля, норовистая рыженькая кобыленка начинает дурить - делает вид, что испугалась и, упираясь, садясь на задние ноги, отказывается двигаться вперед.

Муж сначала долго, сосредоточенно стегает лошадь кнутом, а когда это не помогает - переводит свои пьяные белесые глаза на жену:

- Машка! - кричит он, - чего кобыла просит?

Жена испуганно молчит. Свекровь тихо, умоляюще шепчет ей:

- Машенька, он всегда эдак... Машенька, доченька, ступай, поклонись кобыле в ноги.

И Машенька молча вылезает из саней. Она, неумело протаскивая по целику ноги в новеньких полусапожках, обходит упряжку, снова выбирается на дорогу и опускается на колени... В покорных глазах ее безнадежные слезы.

9. СЕМЬ РУБЛЕЙ

Это было в читальне. Два парня (оба женились нынешней зимой) заспорили, у кого послушней жена. Один говорит:

- У меня!

- Нет у меня, - отвечает второй.

- Моя послушней.

- Нет моя!

- Я, - говорит первый, - со своей женой при всех чего хошь сделаю.

- И я, - отвечает второй, - тоже.

Слово за слово - поспорили на семь рублей, отдали деньги кому-то из присутствовавших и послали мальченку за женами. Жены послушались, пришли. Библиотекарь протестует, шумит, а всем остальным просто любопытно, что же из всего этого выйдет?

- Ложись, раздевайся, - говорит первый.

- Что?

- Ложись.

Жена сначала не поняла, а потом, как сообразила, только ахнула, багровая, едва сдерживая слезы, побежала прочь.

- Что, брат, попался? - хохочут все над неудачником.

А второй, как ни в чем не бывало, подзывает свою жену.

- Ложись, - говорит, - ты. Я, - говорит, - на семь рублей заспорил, что ты послушней. Все равно пропадать.