Бабы строем не воюют

– Дескать, вернулись отроки из-за болота совсем другими, потому как познали что-то, что и словами описать нельзя: страх, кровь, смерть – своих и врагов… А девицы про то и не ведают. Потому и пролегла между ними межа, которую не переступить… Ну и еще, дескать, надо нам растолковать девкам про нашу, бабью грань жизни. Заковыристо говорил, конечно, я не все запомнила, но суть, кажется, ухватила.

– Эк его понесло! – Неугомонная Верка неодобрительно покрутила головой.

– Ну да, любят мужи словеса красивые, – перебила ее Вея. – Нагородят семь верст до небес, а станешь разбираться… Батюшка покойный тоже, бывало, как начнет говорить – ну прям звери лютые в Ратном собрались, а копнешь чуток поглубже… А-а, да что там! – Она махнула рукой и замолкла.

– Никогда я не слышала, чтобы муж так про… – Арина замялась, подыскивая подходящее слово, чтобы высказать то, что еще во время разговора с Филимоном ее поразило. – Ну про бабью сторону жизни, что ли, говорил.

– Неонила, покойная жена его, – пояснила Ульяна для чужих в Ратном Веи, Арины и Плавы, – не раз хвастала, что лучшего мужа и не сыскать: ни разу пальцем не тронул, ни разу на сторону не глянул; и родных, и приемных детей людьми вырастил.

«Да-а… Хоть мужская и женская стороны жизни рука об руку идут, но каждый их со своего бока видит и чувствует. А отроки с девицами тем более друг друга не понимают: в юности даже в голову не приходит, насколько они разнятся… Вон Филимон прошел через испытания в молодости, познал бабью жизнь изнутри, выходит, оттого и баб теперь лучше понимает? А сам при этом ничуть не обабился… Значит ли, что и баба, пройдя через мужское испытание, сумеет мужей лучше понимать, не теряя свою бабью сущность? Может, и я так смогу, после того как сама через смерть и убийство прошла?»

– Правильно ты, Арина, сказала про бабью сторону жизни, – вернулась к разговору Анна. – Вот я и думаю: Филимон-то говорил про то, что сейчас, после боев и ранений, отроки в мужскую жизнь входят, а девки в бабью – после проводов, ожидания… после встречи с ранеными… после плача по погибшим.

– Много мужи про это знают! – фыркнула Верка. – Спроси кого, так небось любой скажет, что бабами они нас делают… А без них ну прям никак!

– Конечно, все мы бабами после свадьбы становимся, – чинно продолжила Анна, но Верка и тут не смогла промолчать:

– Па-адумаешь, свадьба… Сеновалов на всех хватает…

– Ну девичество потерять – дело нехитрое, да не самое важное. Это только один, даже и не первый шажок в женский мир… так, телесное изменение. Главные же перемены вот тут и тут. – Вея постучала согнутым пальцем по лбу и левой стороне груди. Бывает, иная и родит, а матерью не станет… Не дано!

– Только вот даются все изменения не просто, – тихо, как будто про себя проговорила Арина, все еще обдумывая ту мысль, что ей в голову пришла. – И начинаются с боли и крови рождения, а потом боль почти каждый шаг сопровождает… телесная либо душевная – неважно.

– Да и кровь тоже… частенько, – согласилась с ней Вея. Помолчала, а потом повернулась к задумавшейся Анне. – У нас рассказывали про давний обычай… Раньше считалось, что девка, чтобы бабой стать, должна прежде испытание пройти. Ну как отроков в воины готовили, испытывали где-то на капищах, так и девиц перед замужеством старухи в лес уводили. И пока они те испытания благополучно не проходили, невестами не считалась. И не шить-готовить, а иное что-то, да не простое, не каждая могла осилить, бывало, что отвергали после этого девку, а то и убивали. Но это в совсем давние времена, потом-то помягче стали обходиться, но замуж таких не брали, так пустоцветом и оставалась до старости, а коли случалось, что рожала, так дите родня забирала, ибо считалась не годна к материнству.

Так что правильно Филимон сказал: наши девки на бабью дорожку уже вступили. Только зря он говорит, что первый шаг в женский мир девчонки только-только сделали! Они все уже столько пережили и столько потеряли, что этим, – Вея кивнула в сторону двери, – в их глуши и не снилось. Ты уж прости, Анна, но то, что ваши ратники с Куньим сотворили, и поживших баб ломает.