Бабы строем не воюют

– Так и стали новиков сами учить здесь, в сотне. А самых наилучших все равно отправляли куда-то далеко, хотели, видно, со временем свою слободу возродить. Вот Андрюха твой таким наилучшим и получился. Его старики приметили, опекать стали особо – он же без отца рос, мать одна тянула. Гордилась… Знала бы она, что ему с той учебы выйдет… – Настена задумалась, вспоминая былое. – Когда он домой вернулся, тогда и началось все. Не приняли его у нас.

– Что-то не пойму я… – с сомнением взглянула на нее Арина. – Ведь и до него там тоже парней обучали? И потом принимали их, и чужими они не становились… Он-то чем так не угодил?

– Да он-то сам как раз и ни при чем. Не в нем дело. Или, вернее, в том, что слишком хорош оказался. Сам по себе таким уродился, оттого и наука воинская на благодатную почву легла. А прочим – живой укор, дескать, вот какого воя в слободе, а не здесь, в Ратном, воспитали.

Просто не повезло ему, понимаешь? Кабы раньше – был бы в чести, прочим в пример, позже – то же самое, дескать, вот каких ребят и без Перуновой науки выращиваем, а тут… – Настена зачем-то снова встала, подошла к двери, выглянула на улицу, постояла, глядя куда-то, кивнула сама себе и села напротив гостьи.

– Тут вот какое дело, Аринушка… Как бы тебе объяснить-то? Мужи о своем думают, о боях да победах, а бабам-то мир нужен, детей растить. Оттого и боги у нас разные. Воины Перуну поклоняются, женщины – Макоши да Ладе. И просим мы их о разном. У мужей – сила. И власть свою они являют открыто. А жены… жены свое дело тихо творят. Не криком и шумом по-своему поворачивают – так разве что самые глупые поступают, от бессилия. И мужей не переделают, и сами потом нахлебаются. – Настена поморщилась. – Не-эт, умные бабы так повернут, что мужи и сами не заметят, как начинают уже по-иному на все смотреть. Вот и тогда… Старейшинам та слобода и возрождение старых обычаев одним виделось, им воев растить хотелось, а бабы хорошо помнили кровь, что один раз уже между своими пролилась. А ведь в сотне-то все давно породнились. Брат на брата пошел бы! Да и победи люди прежней веры, что бы вышло? Плетью обуха не перешибешь. Не потерпел бы князь такого, рано или поздно смели бы Ратное, как Кунье. Прежняя Добродея это хорошо понимала. Мудра была. Но выступать против мужей в таком деле бабе, хоть и уважаемой, и помыслить нельзя. Кто бы ее слушать стал? Вот она и сотворила все по-иному. Мужи и не поняли ничего, никто им как будто и не препятствовал, а все одно не по их вышло!

– Так это она нарочно все подстроила?.. – ахнула Аринка. – Баб на него натравила?! Анна сказывала – стихия, а оказывается, той стихией Добродея ваша управляла! А я-то еще удивилась, отчего она не вмешалась!

– Да нет… – возразила Настена. – Не поняла ты… Не его отторгли, а возрождение старого обычая… И не только бабы – вся сотня уже воспротивилась. Добродея-то давно к тому вела. Думаешь, само собой так случилось, что Андрей один из всего села в ту слободу попал? Когда-то и по десятку отроков отправляли, да каждый год, а потом меньше и меньше: пошли разговоры, что слобода-то слободой, а и в сотне можно не хуже новиков выучить. Мол, чем слободские наставники лучше своих? Никому даже в голову не приходило, что не сами собой они про то задумались, а бабы их тишком настроили да их же самолюбие и распалили! Вот так, помалу, не враз, не в единый год, а сумела Добродея мужей переломить! К возвращению Андрея тот перелом и вызрел. Вот и сошлось все на нем. Чужим он здесь оказался.

Ты пойми, она так всех прочих спасала, – повысила голос хозяйка, останавливая вскинувшуюся от возмущения Арину. – Ну а после того, что случилось, про воинскую слободу и не заикались больше. Никто бы своих сыновей туда не отдал. Андрюхе досталось, конечно, но он-то выдержал, не сломался. Будь кто другой на его месте, еще неизвестно, как бы обернулось. Женский мир ТАК свое слово сказал, и старейшины ничего сделать не смогли! Прочили его со временем в сотники, но бобылю-то и десятником стать немыслимо, тут хоть обвешайся княжьими гривнами. Тем более сторонились его, многие боялись даже просто рядом с ним на поле боя оказаться. Только Корней за доблесть при себе так и держал.

– Все-таки, значит, бабы… – протянула Аринка. – Не приняли…

– Да не просто не приняли – прокляли! Но, – сама себя перебила Настена, – пока про другое послушай. Это тоже важно. Андрей ведь не в пустыне живет, вокруг люди, и с людьми теми он, так ли, сяк ли, а повязан. Он-то единственный из нынешних воинов в воинской слободе обучался… – Она быстро взглянула на Арину и продолжила: – Про ту слободу, где он был, я ничего не ведаю, а вот та, что тут разоренная… Сама я не застала, а бабка моя рассказывала. Ведь раньше у нас еще и дом Лады был, и девок учили… поняла? Ну не постоянно, как отроков, а время от времени, когда старухи видели, что срок подходит, туда их по одной или по несколько приводили. И вы с Анной за девичью учебу взялись…

– Так ты что, думаешь, что я… – Аринка аж задохнулась.