Нет, не зря Анна выделила Киприана в урядники: сразу ухватил, в чем тут суть; приподнялся, чтобы ответить боярыне, но тут из-за окна раздалась песня. Девчонки, на радость второй полусотне отроков, по-прежнему рассаживались на лавках около крыльца девичьей и пели – и знакомые старые песни, и те, которые выучили уже здесь, в крепости. Сидящие перед Анной парни непроизвольно заелозили на скамье, с тоской поглядывая на окно. Вообще-то посиделки в любой деревне дело обычное, но в Академии это было единственное время, когда можно не стоять навытяжку и не идти строем. Ну, и девичье пение привлекало, как же без этого.
– Вижу, вижу, – засмеялась она, – не терпится вам. Ну, ступайте. Наговоримся еще.
Глава 7
Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Голос наставника Тита, если не вдумываться в смысл произносимых им слов, легко превращался в монотонное бормотание, отчего переносить его становилось несколько легче. Во всяком случае, желание взвыть в голос, а то и спихнуть говорившего с недостроенной стены, чтобы свернул себе шею или утоп во рве, делалось менее острым. Ну, кто бы мог подумать, что самый невидный, обычно не привлекающий к себе внимания наставник Тит обладает таким могучим даром занудства, что даже собаковеду Прошке до него еще расти и расти! Правда, Прошка таким уродился, а Тит, похоже, в искусстве пустоговорения совершенствовался намеренно.
Старшина плотницкой артели Сучок, выслушивающий на пару со своим помощником Нилом замечания по устройству временных помостов для стрельбы с недостроенных стен, уже успел дойти до белого каления, остыть до ледяной звонкости, поочередно побагроветь, побледнеть и позеленеть лицом. И теперь, похоже, медленно сатанел до такой степени, что того и гляди, из-под губ полезут наружу звериные клыки. Мастер же Нил имел вид приговоренного к смертной казни, дожидающегося своей очереди к неторопливо работающему палачу – никаких сомнений в том, что устроит своему помощнику старшина Сучок после проверки, более похожей на издевательство, не было не только у самого Нила, но и у остальных присутствующих. Клыки-то у Сучка «росли» на Тита, а достанется все Нилу!
– Так что, матушка-боярыня, – кажется, к всеобщему облегчению, Тит подошел к завершению своего пространного повествования, – ежели обмыслить и припомнить все, что я до этого сказал, и отнестись к делу без легкомыслия и нерадивости, а дело это вельми и вельми важное, ибо от него не только успешность стрельбы, но жизни человеческие зависят, кои нам Богом и людьми оберегать доверено, и обмануть сие доверие нам никак невозможно, понеже ответ за то держать нам предстоит и на этом свете, и за гробом, не обинуясь чьими-то обидами или же иными неудовольствиями, а также переступая через присущее тебе, матушка, яко жене благонравной, мягкосердечие и христианское смирение…
– …Того ради, – все так же монотонно журчал Тит, – приняв на рамена свои обязанность даже и в самой малости не отступать от истины, как бы тяжко это мне ни давалось, обязан я признать, и в свидетели себе в том призываю Господа Бога нашего Иисуса Христа и Пресвятую Богородицу…
– …и впредь на том стоять буду нерушимо, ибо сказанное мной сказано не с намерением кого-либо уязвить или же опорочить, но лишь в желании принесть посильную для меня пользу православному воинству…