Еще раз перечитываю текст и досадливо морщусь. Разве это то, что я
хотел сказать любимой женщине? Боже мой, опять какой-то
производственный отчет. Неужели это она хочет от меня услышать? Какая
пошлость…
Мог бы всю эту деловую хрень отправить телеграфом.
А что писать? Что я тоскую, что уже буквально бросаюсь на стены в
безумном желании бросить все к чертям собачьим, и, заложив карету
дирижабль, вылететь немедленно к той своей единственной, к той, кого
собственным волюнтаристским решением отправил в заточение на остров
Христа?
И чего больше в этом моем решении? Государственной мудрости или
боязни потерять любимую, желания оградить ее и детей от малейшей
возможной опасности?
Или я просто идиот, создающий проблемы сам себе и ей заодно?
Я не знаю.
Не знаю!!!
А Маше на острове каково? С двумя орущими детьми и
государственными обязанностями? Она же не просто домохозяйка, а
реальная Императрица, обязанности которой обширны и разнообразны.
Быть может только этим она там и спасается.
Как и я здесь.
4 октября.
Да, сегодня ровно два месяца с того дня, как я, расцеловав близнецов и
жену, покинул остров Христа.
Сколько боли и тоски было в ее глазах! А что я ей мог сказать? Какую-нибудь пошлую фигню, типа того, что другие жены месяцами ждут своих
моряков и прочих путешественников? Годами ждут солдат с войны?
Держись, мол, мать, Господь терпел и нам велел…
Кому нужны все эти нелепые побасенки? Пустые слова.
Пустые строки.
Как мне все надоело…
Ладно, надо закругляться с личными делами, Россия не ждет. Я заклеил
конверт и наложил сургуч Императорской печати. Уже завтра мое письмо
окажется на Острове Христа, иначе зачем я плачу фельдъегерям жалованье?
Москва-Харьков-Одесса-Константинополь.
Остров Христа — конечный пункт. Точнее, конечный пункт для
самолета Си-29-К, который возит почту. Почту государственной важности. В
том числе и мою любовную переписку с женой. Даже боюсь себе
представить, через сколько лет такая банальная переписка мужа и жены
будет рассекречена. Может лет через двадцать-тридцать, а может, и через
все пятьдесят.
ИМПЕРИЯ
ЕДИНСТВА.
РОМЕЯ.
КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
МАЛЫЙ НИКОЛАЕВСКИЙ ДВОРЕЦ. 4 октября 1918 года.
— Ваше Императорское Высочество! К вам Ее Императорское
Высочество Великая Княгиня Ольга Александровна!
Николай удивленно посмотрел на адъютанта, затем, быстро глянул в
окно и убедился, что яхта «Стрела» пришвартована всего в четырехстах
метрах от дворца. Чертыхнувшись про себя, он велел:
— Просите.
Сестра вошла в кабинет, и, поправляя маску с государственным гербом
Единства, сказала с ноткой приветливости в голосе:
— Здравствуй, Ники! Я к тебе с визитом. Целоваться не будем, сам
понимаешь, — пандемия.
Ольга демонстративно села в самое дальнее от Николая кресло. Он же, не менее демонстративно, остался сидеть без маски на лице.
Бывший Самодержец Всероссийский настороженно смотрел на
младшую сестру, которая уже по-хозяйски разглядывала его кабинет. Пауза
затягивалась, и Николай счел необходимым нарушить молчание:
— Твой визит, право, сюрприз для меня.
Прозвучало весьма сухо, на что последовал подчеркнуто веселый ответ:
— Я тоже рада тебя видеть, братец! Вижу, что ты уже обжился в этом
дворце. Как Аликс? Как дети?
— Благодарю, все благополучно. Аликс уже значительно лучше.
— Рада слышать. Передавай ей самый теплый привет.
Николай кивнул, прекрасно зная, что Ольга и Аликс испытывают друг к
другу крайнюю степень неприязни, переходящую во взаимную
нескрываемую ненависть. Больше самой Ольги, его Аликс ненавидела разве
что Михаила, считая его узурпатором, отнявшим трон у ее детей и
слабовольного мужа.
Бывший Царь осторожно уточнил:
— Полагаю, что такой занятой человек, как Местоблюстительница
Императорского Престола Ромеи, да еще и в столь сложные времена, вряд
ли нашла бы возможность совершить простой визит вежливости, прибыв на
Императорской яхте через Босфор для светской болтовни об Алекс и детях.
Но, право, не стоило себя утруждать. Если ты хотела со мной поговорить, то
могла бы просто прислать приглашение по телеграфу.
Ольга кивнула, и глаза ее стали серьезными.
— Да, ты прав. Это не просто визит вежливости. Я хочу с тобой
поговорить о делах государственной важности.
Иронично поднятая бровь.
— С каких это пор ты хочешь говорить со мной и государственных
делах? Все это время вы прекрасно обходились и без моих советов.
Многозначительное «вы» явно указывала не только на Ольгу, но и на их
брата Михаила, и Великая Княгиня это прекрасно поняла.
— И тем не менее, Ники. Дела государственной важности. Как тебе
известно, на 22 ноября намечены несколько венчаний. И у меня есть
основания полагать, что и в Бухаресте, и в Белграде, и других удаленных