Убедившись, что сир Ожье упорствует в молчании, Командор встал со своего места и, направившись к юноше, взял его за руку и надел ему на палец кольцо - после чего, не говоря ни слова, вновь уселся. Покуда все онемели от удивления, а юный паж, покраснев и потупив взор, тем не менее не пошевелился, по-прежнему не без некоторой развязности подбоченясь одной рукою, Командор внезапно бросил к его ногам белую рясу. Когда же сир Ожье не потрудился ее поднять, по знаку Командора к нему приблизился солдат, который поднял рясу и положил руку на плечо де Бозеана. Командор чуть наклонился вперед, опираясь о подлокотник кресла. Сир Ожье преклонил колено перед Командором и Смотрителем Ордена и склонился перед капитулом. Его отвели в застенок. Одни подумали в этот момент, что, передав ему кольцо и бросив к его ногам белую рясу, Командор дал понять, что безмолвно признает за ним статус щитоносца и тем самым распространяет свое правосудие на личность благородного молодого мирянина. Другие сочли это за жест порицания в адрес тех братьев, которые меж собой ввели сира де Бозеана в ранг щитоносца.
Далее означенный Командор велел брату де Маль-вуази подняться и предписал ему в качестве покаяния оставаться у себя в келье - во-первых, за то, что тот использовал в качестве ставки в игре персону отрока, прекрасно зная, что сама игра эта запрещена; во-вторых, за глумление над долготерпением Командора, выразившееся в том, что брат-рыцарь заставил отрока сменить черное одеяние пажа Храма на ливрею с гербами де Мальвуази.
Когда оба наказанных покинули с этим капитул, Командор объявил, что младой сир Ожье так или иначе лгал; но что на самом деле то ли с братом де Мальвуази, то ли с братом де Шансо его связывает некая тайна. Что Бозеан, не сумев покинуть крепость, ко времени погашения огней сам пришел к нему с жалобой на насилие, жертвой которого он якобы стал. Что в тот момент он утверждал, будто брат де Мальвуази, заманив его под каким-то предлогом в свою келью, учинил ему столь же внезапную, сколь и жестокую порку и не выпускал до тех пор, пока отрок не облачился в ливрею с гербами этого брата-рыцаря; посему он умолял, чтобы его отослали обратно в Палансе. Так как он боялся возвращаться к своему новому хозяину, или по крайней мере делал вид, что боится, и поскольку юный паж в равной степени отказывался возобновить свое служение брату Лаиру, - продолжал Командор, - он сам укрыл его на ночь в соседней келье, и не подумав о том, чтобы выпустить его из крепости после столь весомых обвинений. Чему, между прочим, был поутру очень рад, узнав от брата-послушника, что вышеозначенный сир де Бозеан сам побудил выпороть себя прежнего оруженосца брата Мальвуази; оный же, отныне щитоносец брата де Буа-Гильбера, предался этому с таким рвением, что сиру Ожье, догадавшемуся о его сильнейшей ревности, пришлось, чтобы приостановить подобную месть, подарить ему браслет. Братья-рыцари не могли удержаться от смеха, когда Командор уточнил, что этот оруженосец закован в кандалы, на что он заметил, что в их общине наверняка веет дух зла, коли такая прискорбная деталь могла вызвать веселье у собравшихся на капитул братьев. Командор добавил, что не хочет углубляться в случившееся с сиром де Бозеаном и двумя братьями-рыцарями: ко всему прочему, он отнюдь не убежден в пресловутой шахматной партии, о которой простодушно поведали братья-послушники; но, коли его хотели одурачить, одурачить в свою очередь может и он. За последние часы у него почти не осталось сомнений, что по Командорству рыщет измена. Ибо и в самом деле, если бы сии мрачные события разворачивались именно так, как о них рассказал ему сир Ожье, ничто не помешало бы ему при желании в любой момент их предотвратить, а не, все обдумав, покидать крепость; почему же он предпочел подчиниться прихотям брата де Мальвуази, а потом попытался ускользнуть, вместо того чтобы при всех испросить право немедленно удалиться из крепости? По тем же самым причинам, кои повлекли за собой его безмолвие перед капитулом. Виновен сей отрок во лжи или не виновен, в его намерения входило предать гласности не только реальные, но и вымышленные беспорядки, насаждаемые здесь братьями де Мальвуази и де Шансо. И в довершение он добавил, что последний был обнаружен в весьма плачевном состоянии, и, когда вновь восстановилось спокойствие, немедля призвал брата де Буа-Гильбера и попросил его изложить капитулу то опасное предприятие, которое позволило вернуть вышеупомянутого брата-рыцаря живым.
Брат де Буа-Гильбер сообщил в нескольких словах, что, когда среди ночи щитоносец брата Лаира в одиночку возвратился в крепость, он был едва жив: в Палансе, едва переводя дыхание поведал он, королевские приставы пытают его господина.