Подобрев от обильного угощения, Бурундай угостил местного боярина доброй порцией архи, тот подлил темнику медовухи.
Ну, дружба дружбой, а денежки врозь — не забыл багатур и с Углича десятину взять. Но что такое хувчур по сравнению с пожаром и резнёй? Пустяк, дело житейское.
А Олег отправился на поиски Бэрхэ-сэчена. Найти его было непросто — кривые улицы были запружены тысячными толпами народу — но, после долгих блужданий, Сухов приметил-таки подозреваемого. Тот шагал, прихрамывая, о чём-то беседуя с Савенчем, а после отослал половца неторопливым жестом.
Олег нахмурился. Он знал, верил, что убийство Джарчи — дело рук Бэрхэ-сэчена. Мокрое дело. И всё же оставалась малая доля сомнений: а вдруг не он? Да нет… Кому ж ещё придёт в голову такое незамысловатое коварство — оставить драгоценное орудие убийства, дабы навлечь беду на невинных?
Подойдя совсем близко, Сухов окликнул Бэрхэ-сэчена на хорошей латыни:
— Что, брат Иоганн, обдумываешь новую пакость?
Тот окаменел сперва, а после медленно обернулся.
— Ты?! — выдохнул Бэрхэ-сэчен.
— Я, — сознался Олег.
— Зря я тебя не пришиб в Кыюве,[145]
— сказал с сожалением сотник.— Признайся, брат Иоганн, ты убил Джарчи?
— Джарчи? — переспросил Бэрхэ-сэчен, кладя ладонь на рукоятку сабли.
— Молодого нукера с рассечённой бровью, у него только-только начали расти усы.
Брат Иоганн посмотрел на Сухова с неопределённой усмешкой, а после протянул:
— А, вот как его звали… Он был твой аньда?[146]
— Просто друг.
Молниеносным движением Бэрхэ-сэчен выхватил саблю.
— Видит Бог, — сказал он, — нет у меня желания заколоть тебя или зарубить, но ты слишком много знаешь!
Олегов клинок мгновенно покинул ножны, отбивая секущий удар. Сабли расцепились, и брат Иоганн тут же сделал выпад, метясь Сухову в низ живота. Олег прянул в сторону — сабля противника резанула ему бок — куяк выдержал. Продолжая движение, клинок просвистел снизу вверх, наискосок, рубанул по ноге, описал круг, мощно пал сверху.
И опять Сухов ощутил превосходство Бэрхэ-сэчена — тот снова вёл в поединке, постоянно нападая и не оставляя времени для контратаки. Всего умения Олега хватало лишь для того, чтобы уберечься от разящей стали. Он стал биться бережливо, пристально следя за братом Иоганном, пытаясь уловить малейшую ошибку — и воспользоваться ею.
Боковым зрением уловив отблеск слева, Сухов догадался, что это солнце отсвечивало в створке окна, заделанного слюдой или настоящим стеклом. И принялся перемещаться по кругу, принуждая Бэрхэ-сэчена поймать «солнечный зайчик». Это ему удалось — монгол прижмурил глаз, уколотый вспышкой, и сабля Олега в тот же миг коснулась остриём немытой шеи сотника. Но и сам Сухов ощутил холодное касание лезвия у кадыка.
Оба противника замерли, уравняв шансы.
— Ты можешь убить меня, — прохрипел брат Иоганн, — и умрёшь сам.
— Шаг назад! — сказал Олег, задыхаясь. — Оба!
Он отшагнул, удерживая саблю в вытянутой руке. Бэрхэ-сэчен тоже отступил. Сделал ещё пару шагов назад и опустил саблю.
— Ты тщишься уберечь «вечерние страны»[147]
от набега? — проговорил Сухов, бурно дыша. — Похвальное желание, благородное и достойное. И разве я мешаю тебе в исполнении его? Вот только стоит ли добиваться высокой цели подлыми средствами? А, брат Иоганн?Брат Иоганн усмехнулся.
— Подлыми? — переспросил он странным голосом. — А ты полагаешь, Хельгу, что сам спасался от смерти в Орде? Да тебя просто оставили в живых!
Пристально посмотрев на Сухова, Бэрхэ-сэчен повернулся и ушёл, будто ничего и не было.
Олег вернул саблю на место, попав в ножны с третьего разу. «Тебя оставили в живых!» Кто же это такой добренький?
Сухов зажмурился и потряс головой. Дьявол, опять всё перепуталось, перетасовалось! Не похоже, что брат Иоганн «слил дезу». Видать, уел он-таки этого ордынца-доминиканца, вот Бэрхэ-сэчен и проговорился, показал хвостик тайны. В самом-то деле, разве трудно было «ликвиднуть» Хельгу, сына Урмана? Да легко! Но ведь он жив. И что? Его «просто оставили в живых»? Бэрхэ-сэчен не раз и не два пытался сжить его со свету и вдруг отступился. С чего вдруг? А если ему приказали? Например, тот, кто оставил послание в рязанском соборе? Нет, глупости это. Откуда таинственному «Тому-Кто-Велит» дано знать о существовании нукера Хельгу? Да кому вообще есть дело до него? Что за хрень происходит вокруг?!
— Чёрт бы вас всех побрал! — с чувством выразился Сухов и побрёл до своих.
Переночевав за городскими стенами, с утра тумен вышел в путь, в последний переход. Вели тумен охотники-сицкари, проживавшие на Сити, — Елизар, Терентий и Буривой.
Олег недолго мучился вопросом, кем же считать сицкарей и тех бояр ростовских, кои угодливо и в подробностях выдали тайну военную — о местопребывании князя Василька. Предатели они, что ли? Вроде да. Так, а кто ж тогда город, свой бросил? Бояре или князь? Чтоб окончательно не утонуть в пучинах морали и этики, Сухов отмахнулся от тягучих дум. Какая ему разница, кто есть кто? О душе думать надобно, правильно тот поп сказал. А душа в теле держится, вот и береги сей сосуд от разбитий…