Багатур

Выстроили Городище по приказу Рюрика, ещё в 864 году — Олег был тому свидетелем. Именно из Городища Рорик, сын Регинхери, вагирского рейкса, и сам рейкс,[167] прозванный росами Рюриком, и направил малую дружину — охранять караван купеческих судов, спускавшихся по Итилю в арабский Абесгун. С тем караваном и Олег с Пончиком отбыли, а обратно не прибыли — переметнуло их в год 921-й.

И всё же закладку Городища Сухов застал. Место для города было идеальное — отсюда можно было контролировать и Волхов, и весь Ильмень, достигая Ловати и Шелони, и волоков на Днепр и Двину. Правда, главной причиной основания Городища было вовсе не развитие торговли, а укрепление власти на местах — венды, теснимые на родине не в меру ретивыми саксами, массами переселялись на Ильмень, и Рюрику важно было наложить лапу на здешнюю вольницу, установить закон и порядок. Отсюда он грозил всем, кто не был послушен его власти.

Новгород возник лет на пятьдесят позже, поэтому городчане посматривали на новогородцев свысока, как на братьев своих меньших.

— Ходу, ходу! — закричал Александр Ярославич.

Дружина прибавила скорости, и вот уж могучая проездная башня загудела от топота копыт.

На территории Городища князь заметно расслабился — здесь он хозяин, и посадник ему был не указ.

Выбежавшие отроки — молодшие воины — подхватили под уздцы коней и повели их расседлывать, чистить и кормить. Сухов с Пончевым только баксоны сняли — Александр перекинул через плечо две сумы, а Олег — все восемь.

— Тяжело? — спросил Пончик.

— Своя ноша не тянет, — прокряхтел Сухов.

Княжеский тиун, ведавший всем хозяйством, сопроводил обоих посланников в отведенные им покои — стены из прочно пригнанных плах, двери со скруглённой притолокой, порожцы высокие. Окна глубоко утоплены под тройным резным карнизом, узорная кровля бросала затейливую тень.

— Нам бы в баньку, — просительно сказал Шурик.

— Истопим! — пообещал тиун. — Воды уже нанесли, печь растоплена. Подождать надоть.

— Надоть так надоть, — согласился Олег.

Как только тиун удалился, Пончик тут же рухнул на лежак, застеленный овчиной, и простонал:

— Господи, как же я устал!

— Не расслабляйся особо, — предупредил его Сухов, — князь наверняка призовёт нас на вечерю.

— На службу?! — ужаснулся Шурик.

— На ужин!

— А-а… Ну, это я ещё переживу…

Так и случилось. После бани Олег переоделся в чистое, а тут и отрок пожаловал — трапезничать звать.

— Явимся всенепременно, — пообещал Сухов и перебрал всё свое добро, выискивая одёжу побогаче.

Накинув на себя щегольской кафтанчик, натянув сапоги юфтевые, он спросил Пончика:

— Ну, как я тебе?

— Все девки — твои! — ухмыльнулся тот. — Угу…

Олег хмыкнул, почесал давно не бритое щетинистое темя, отмахнул рукою чёрные косы на висках.

— Да-а… — вздохнул он. — Чуешь, Понч, чем пахнет?

— Чем? — принюхался Александр. — Ладаном вроде тянет…

— Русью пахнет, Понч. Видать, опять нам на самый верх пробиваться. Но ничего, стартовали мы неплохо. Считай, в друзьях ходим и у Ярослава Всеволодовича, и у Александра Ярославича, и у Батыги Джучиевича. Теперь нам только расти и расти. Можем и княжеством обзавестись, их тут немерено.

— А ты сам чего хочешь? — спросил Пончик.

— Я-то? Сложно сказать, Понч. Охота мне глянуть на Европу средневековую. Опять-таки, замок на Луаре хочу… Надоела мне недвижимость рубленая, уж больно жарко горят здешние терема. Сейчас там когти точат Людовик IX Французский и Фридрих Гогенштауфен, а в Англии — Генрих III, так что не знаю ещё, куда податься: то ли мне бароном французским заделаться… нет, лучше графом, то ли сэром стать. С другой стороны, там-то, на чужбине, надо всё начинать с нуля, а здесь-то всё само в руки плывет. Ох, не знаю, не знаю, Понч… Одно скажу: сидеть и ждать я не буду. Чтобы жить хорошо, надо эту самую жизнь устраивать к лучшему… Ладно, пошли, повечеряем.

Трапеза удалась на славу, а стол богат был и яствами, и убранством. Чего только стоил поднесённый на запивку ковшик из кованого золота с крупным, выпуклым сапфиром на лебединой ручке. Когда Олег осушил его, то и на донце выявился такой же сапфир, величиною с мужской ноготь. Ковш был тяжёл, как добрый меч.

А роскошные блюда в жемчужных ободках? Гладкие золочёные чары с надписью: «Кто из нее пье тому на здоровье»? Серебряные черпальники? Турьи рога, оправленные в золото? Короче говоря, было на что посмотреть со вкусом — и вкусно откушать.

Когда бражничанье пошло вовсю, тут и гусляры появились, забренчали на своих инструментах, им гудошники ответили, басовые струны переладцев дёргая, свирели пошли жалобничать, красны девицы затянули долгую песню.

Гуляли долго, утихли далеко за полночь. Олег с Пончиком вышли подышать на высокое крыльцо терема.

Ночь была морозна, а небо ясно. Ночная стража сонно перекликалась: «Первый час ночи на Перынском конце!», «Первый час на Ильмерском!», «Славен Перынский конец», «Славен Ильмерский!», «Слу-у-ушай!..»

Пошатываясь, на крыльцо вывалился князь.

— Ох, ты, — еле вымолвил он, — перепил маленько…

— Передохни, Олександр Ярославич, — сказал Олег, подумав, что этого вельможного пацана впору Сашкой звать.