Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник)

– Но как тебе это удалось? Должно быть, у тебя огромное влияние. Ты совсем не такой, каким притворяешься. Ты – Царь Вавилонский!

Самодовольная улыбка осветила его лицо. За фасадом скромного, симпатичного молодого человека Виктория видела власть и силу, красоту и жестокость.

«А я – всего лишь христианская рабыня», – подумала она.

– Но ты же любишь меня, правда? – поспешно и взволнованно добавила девушка последний искусный штришок (о том, чего он стоил ее гордости, никто никогда не узнает).

Эдвард уже и не старался особенно скрывать пренебрежение. Дурочка. Как и все женщины. Каждая готова поверить, что ты ее любишь, а больше им ничего и не надо. Ни малейшего понимания грандиозности задачи строительства нового мира – только бы вымолить любовь! Вот уж действительно рабыни, и ради достижения своих целей пользоваться ими надо как рабынями…

– Конечно, я тебя люблю.

– Но для чего это все? Расскажи мне. Чтобы я тоже поняла.

– Новый мир, Виктория. Из грязи и пепла старого мира поднимется новый.

– Продолжай.

Эдвард заговорил, и Викторию едва не захватила, едва не унесла предложенная им мечта. Все старое, отжившее, плохое должно самоуничтожиться. Жирные старики-толстосумы, цепляющиеся за свое богатство и препятствующие прогрессу. Тупые фанатики-коммунисты, пытающиеся учредить на земле свой марксистский рай. Будет война, тотальная война на полное уничтожение. И потом – новые Небеса и новая Земля. Небольшая группка избранных, существ высшего порядка, ученых, специалистов сельского хозяйства, управленцев – молодых людей вроде Эдварда, юных Зигфридов нового мира, свято верующих в свое особое предназначение. И когда война исчерпает себя, они выступят из тени и возьмут власть.

Безумие, но безумие конструктивное. В потрясенном, расколотом и распадающемся мире такое могло случиться.

– Но подумай, – сказала Виктория, – сколько людей должно прежде погибнуть.

– Ты не понимаешь – это все совершенно неважно. Они ничего не значат. НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮТ НИКАКОЙ ЦЕННОСТИ.

Они ничего не значат – Эдвард руководствовался этим кредо. И внезапно, без всякой на то причины, перед мысленным взором Виктории возникла грубая глиняная миска, склеенная битумом и пролежавшая в земле три тысячи лет. Мелкие предметы повседневной жизни, семья, четыре составляющих дом стены, пара почитаемых, дорогих сердцу вещей – вот что имело значение, вот что было ценно. Тысячи простых, самых обычных людей, занятых своими делами, работающих на земле, делающих горшки, растящих детей, радующихся и горюющих, поднимающихся со светом и ложащихся спать вечером – это они имели значение, а не Ангелы со злобными лицами, возжелавшие построить новый мир и не замечающие тех, кто пострадает от их планов.

Осторожно, подбирая каждое слово – потому что здесь, в Девоншире, смерть могла быть рядом, – она сказала:

– Ты – чудо, Эдвард. Но как же я… Что я могу сделать?

– Ты хочешь… помочь? Ты веришь в это?

Ей достало благоразумия не бросаться в омут с головой. Внезапное обращение было бы подозрительным.

– Думаю, я верю в тебя! Все, что ты скажешь, я сделаю.

– Молодчина, – похвалил он.

– Для начала, зачем я вообще понадобилась тебе здесь? Наверняка же была какая-то причина?

– Разумеется, была. Помнишь, в тот день я тебя сфотографировал?

– Помню.

(Ну и дуреха, мысленно обругала себя Виктория. Как возгордилась! Только что не растаяла от счастья.)

– Меня поразил твой профиль. Поразил сходством кое с кем. Вот я тебя и щелкнул, чтобы удостовериться.

– И кого же я напоминаю?

– Женщину, доставившую нам кучу неприятностей. Ее имя – Анна Шееле.

– Анна Шееле… – Виктория уставилась на него в полном недоумении. Чего-чего, а этого она точно не ожидала. – Ты хочешь сказать… По-твоему, она похожа на меня?

– Сбоку, в профиль, так просто не отличишь. Черты практически одни и те же. И уж что совершенно невероятно, у тебя над верхней губой, слева, есть крохотный шрам…

– Знаю. У меня в детстве была оловянная лошадка с острыми ушками. Я на нее упала и поранилась. Вообще-то, он почти и не заметен, особенно под пудрой.

– Так вот, у Анны Шееле отметина на том же самом месте. Это и сыграло решающую роль. Вы примерно одного роста, фигурой схожи. Она на три или четыре года старше. Единственное заметное отличие – цвет волос. Ты – брюнетка, она – блондинка. У тебя другая прическа. Глаза темнее, но за тонированными стеклами этого не видно.

– И поэтому тебе было нужно, чтобы я приехала в Багдад? Из-за того, что я похожа на нее?

– Я подумал, что это сходство может оказаться полезным.

– И ты все организовал… А Клиппы? Кто такие Клиппы?

– Они – никто. Просто делают, что им говорят.

Молодой человек произнес это таким тоном, что по спине у Виктории пробежал холодок. Словно изрек с нечеловеческой отстраненностью: «Их долг – повиноваться».

В этом безумном проекте определенно ощущался некий религиозный привкус. Эдвард, подумала она, сам себе Бог. Вот что самое страшное.

– Ты сказал, что Анна Шееле – руководительница, царица пчел?

– Надо же было сказать что-нибудь, чтобы сбить тебя со следа. Уж слишком много ты знала.