Багдадский Вор

С помощью особого барабанного кода информация была передана в Ди-Ди. Компания знала о зависти независимых торговцев и Чартерной компании и о том, что последняя могла использовать сведения об убийстве в качестве тонкого острия ножа, при помощи которого она могла бы посеять волнение среди негров и организовать проникновение на рынок Варанги, а потому Ди-Ди постаралась соблюсти секретность и послала Альвенслебена в глубь континента.

Вскоре, во время охоты на бородавочника, смерть настигла и его; и Мустафа Эль-Туати, предостережением которому стала судьба двух предшественников, не смог избежать печальной участи. Дни и ночи напролет он находился под защитой вооруженных негров. И все же однажды в глубине джунглей ассагай пронзил его сердце, а двумя днями позднее, глубокой ночью, могилу раскопали, а тело изувечили так же, как тела остальных жертв.

И, наконец, настала очередь Дюплесси, «Африкандера» Дюплесси, другого такого во всей Африке не сыщешь: специалиста по джунглям и лесам, человека яростного темперамента, похожего на темперамент Махмуда Али Дауда. Дюплесси ушел с улыбкой на губах, со словами утешения, которые нашли отражение в непоколебимой вере в собственные силы.

– Нет-нет! – обратился он к двум оставшимся компаньонам. – Не беспокойтесь обо мне. Я смогу о себе позаботиться. Если кто-то кому-то обязательно отрежет ухо, то это буду именно я.

Его сопровождал метис-занзибари по имени Шариф Ансар, один из самых преданных слуг Ди-Ди.

– Я вверяю под твою опеку Дюплесси-эфенди! – произнес Махмуд Али Дауд, прощаясь с прежним слугой. – Твоя почетная обязанность – защищать этого человека ценой своей жизни!

И они распрощались согласно мусульманским обычаям.

– Не сомневайтесь, – ответил тот. – Мечу, предназначенному для сердца Дюплесси-эфенди, сначала придется пронзить мое сердце. Клянусь Кораном, о шейх!

Сначала дела шли хорошо. Очередная партия алмазов – в целом двести с небольшим карат крупных драгоценных камней – достигла побережья под опекой Дюплесси. Поступило известие об открытии больших залежей превосходной слоновой кости. Стремительно росло производство каучука. Мир и достаток царили в краалях. А затем Дюплесси передал по барабанам, что он и Шариф Ансар возвращаются на Большую землю.

И теперь…

– Расскажи, что произошло, поточнее, мой дорогой друг, – попросил араб.

И в следующее мгновение Шариф Ансар выпрямился, попытался заговорить, но не смог и упал, задыхаясь; из его горла вырвался булькающий звук, и густая черная кровь запятнала изорванный в клочья бурнус.

– Господи, что…

Донаки поднялся, мертвенно-бледный, пока араб разрывал бурнус; под первым ребром Шарифа Ансара обнаружилась рваная рана, с которой соскользнула неуклюже наложенная повязка из тряпья и пальмовых листьев. Он щелкнул худыми пальцами, пытаясь прогнать горбатого джинна поражения.

Затем он выпрямился.

– Донаки, – обратился араб к своему другу, – Шариф Ансар сдержал клятву – в некоторой степени!

– В некоторой степени!

– Да. Поскольку он поклялся, что нож, предназначенный для Дюплесси, сначала пронзит его храброе сердце. Так вышло, что Дюплесси убили первым. Шариф Ансар вернулся, сделав последнее, смертельное усилие, чтобы доставить нам весьма печальные известия.

– Что же теперь? – Джеймс Донаки ударил кулаком по столу. – Что же нам делать? Продать все, чем мы владеем, Чартерной компании, повинуясь их условиям, за жалкие гроши? Возможно ли? Возможно ли?

Он погрузился в молчание. Со стороны реки доносился непрерывный гул грубых голосов местных жителей, высокие, щелкающие, хриплые, местами нечленораздельные звуки, и каждый из них превращался в резкий, бессмысленный гогот и громкий смех – в стаккато, непрерывное подводное течение африканской симфонии.

Донаки резко поднял взгляд и напрягся. Голос одного из аборигенов произнес имя:

– Дюплесси!

В ответ – щелкание, грубое ворчание, взволнованный лепет и снова:

– Дюплесси! Плохой джу-джу…

Щелк-щелк-щелк, громкое всхлипывание, снова лепет. Донаки повернулся к своему компаньону.

– Они тоже… – начал он. – Им, похоже, известно уже… И, – горькая улыбка тронула его губы, – шакалы завыли…

– Ты прав, вой шакалов становится громче, – нравоучительно прервал его араб. – Но, даже если это так, убьет ли это старого буйвола? Аллах! – продолжал он, взяв в руки хлыст и сделав многозначительное движение. – Этим хлыстом я изувечу отвратительную шкуру шакала! А что касается старого буйвола Ди-Ди…

– Ну?

– У него все еще остались достоинство и мощь рогов, чтобы бодать и пронзать, даже убивать в случае необходимости!

Он поднялся и медленно вышел из комнаты; и несколько минут спустя Джеймс Донаки услышал доносившийся со стороны селения, расположенного неподалеку от берега реки, голос компаньона, сначала тихие мелодичные переливы, затем резкое злобное проклятие на арабском, свист хлыста, разрезавшего воздух, взбухшие рубцы на голых лиловых спинах и приказ на галльском.