Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора!

– Но если я пощажу вас, будет ли мне за это уготована награда? – невзирая на вопли Ходжи о пяти (семи, десяти, двадцати!) тысячах зарытых таньга, задумчиво бормотала Далила. – Боюсь, что нет. Мужчины заберут вас, передадут визирю, тот отдаст ваши жизни палачу, а кто вспомнит о бедной вдове, врождённым хитроумием и крепкой палкой изловившей Багдадского вора и возмутителя спокойствия? Никто не вспомнит. А если я подам лишь ваши головы на блюде, то воистину мир запомнит моё имя! Не кричите так громко, глупцы, вас никто не услышит. Я пошла за подносом…

Последующие пять-десять минут оба здоровых мужика катались во все стороны, извиваясь, как червяки, тихо переругиваясь и скуля, словно щенки без мамы. Увы, вязать узлы тётка умела, верёвки были надёжными, и единственное, чего добились наши отчаявшиеся герои, так это умудриться каким-то образом встать. Правда, едва держась на ногах и в скрюченных позах… но всё-таки умирать лучше стоя, это достойно мужчины. Хотя если хорошенько подумать, то смерти абсолютно без разницы, в какой позе вы её встретите. Она тоже привыкла приходить без церемоний…

– Ну вот, – объявила вернувшаяся с большим деревянным блюдом старая ведьма. – Готовьтесь предстать перед Всевышним, и пусть он сам своей божественной рукой направит ваши проклятые души в пекло. О ангел смерти Азраил, приди, тебе приношу я эту жертву!

– О добродетельнейшая из женщин, сиятельная Далила! Позволь нам хоть помолиться напоследок. Будь милосердна, и да будет милосерден к тебе Аллах!

– Э нет! Знаю я ваши молитвы, хитрецы, – неприятно улыбнулась старуха. – Я сама…

Её перебил нервный крик осла на улице. Лев и домулло невольно вздрогнули: милый сердцу далёкий голос родного Рабиновича они бы узнали из тысячи.

– Услышишь крик осла, знай, что рядом шайтан, – недовольно пробормотала злобная тёща Каирской ртути и шагнула к окну задёрнуть занавеску.

Что она там конкретно увидела, осталось загадкой, но с воплем ужаса тётка выпала в оконный проём, чудом зацепившись подолом за какой-то ржавый шкворень.

– Это наш шанс, – сипло объявил Лев, падая на спину рядом с тем блюдом, на котором лежал тот самый нож. – Щас захвачу, братан… Эх, пальцы затекли… О, взял, взял! Вались сюда же!

Как они только друг друга не порезали, избавляясь от верёвок, ума не приложу. Но внизу, у ворот, уже раздавались мужские голоса, слышались отрывистые команды и бряцанье оружия.

– Куда? – переглянулись пленники и дружно решили: в окно! Всего-то второй этаж!

Призывный ослиный крик поторопил их. Друзья рванулись вперёд и наконец-то собственными глазами увидели то, что так перепугало Далилу-хитрицу, многоопытную обманщицу со стажем и развившимися маниакальными наклонностями на почве «неудачного» брака дочери…

– Иа-а-а! – Прямо за окном, крепко стоя на старом ковре, парил белый осёл, горделиво задравший хвост. А внизу, под ним, на глинобитной улочке наворачивал круги верный Рабинович.

– Хвала нашему эмиру! – чуть не прослезился Ходжа. – А очучан-палас выдержит троих?

– Увидим, – кратко ответил Лев, в длинном прыжке приземляясь прямо на спину белого ишака.

Мгновение спустя до них долетел и Ходжа, правда менее удачно… Но он сумел вцепиться в переднюю ногу эмира и крепко держался, не разжимая пальцев, пока ковёр не спустился вниз. Тройной вес всё-таки был ему не под силу.

Тихо воющая сквозь зубы Далила-хитрица так и висела на гвозде ногами вверх, очень осторожно посылая яркие мусульманские проклятия вслед её улепётывающим жертвам. Громко она уже не могла – боялась, что гвоздь не выдержит…

– Секундочку, напарники, – упёрся Лев за первым же поворотом. – Куда так втопили? Я хочу ЭТО слышать!

– Чего тебе ещё надо, неразумный?

Оболенский показал другу кулак, все навострили уши и были достаточно вознаграждены. Слышимость оказалась отличнейшей…

– О злонамереннейшая из тёщ, куда ты спрятала Багдадского вора и зачем столь бесстыдно висишь тут ногами кверху?!

– Заткнись, грубиян! Не тебе, сын плешивого шакала и самки павиана, которого безответственные родители забыли задушить ещё в колыбели, учить меня жизни! Два безбожника были у меня в руках, и если бы не пролетающий под окном белый осёл, я бы…

– Воистину, Аллах поступил с ней немилосердно, лишив разума, – сострадательно прогудел тяжёлый голос Шехмета. – Али, племянник мой, ты можешь расторгнуть брак с дочерью этой женщины. Ибо она безумна, а такое передаётся по наследству. Хотя, может быть, конечно, просто назюзюкалась…

– Такое бывает, – почтительно признал хор голосов, видимо верных стражников.

– Да я плюю на вас, отродья греха и бесстыжие охальники, пялящиеся на нижние штаны достойной вдовы, которая-а-а…

Раздался треск рвущейся ткани, короткий визг, шум падения одного тела на другие, грохот оброненных щитов, изысканные восточные ругательства и плохо сдерживаемый крик души:

– Вай дод, она отдавила… мне… такое место!.. Дядя, ну хоть теперь мы можем посадить её за нападение на городскую стражу?!