Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора!

Мускулистый чёрный джинн с более азиатскими, чем африканскими, чертами лица и зыбкой фигурой расположился напротив. Перед ним возник кальян на арбузе, и сладковатый белый дым мягкими клубами начал подниматься над его обритой головой, словно неземная корона всех царей.

– Я умер? А что-то ни ангелов, ни гурий…

– Нет, уважаемый. Но ты был на краю гибели, а мой нынешний хозяин и господин, да поразит его шайтан слюной в печень, ещё утром возжелал лично видеть тебя, и лишь поэтому я появился вовремя.

– Ну, вообще-то, по-любому гран мерси. – Лев отхлюпнул самый маленький глоточек, памятуя о том, что чашечку кофе положено растягивать на полчаса.

Джинн благодушно пожал круглыми плечами:

– Он ждёт тебя.

– Пару минут перетопчется, у меня вопрос.

– Я не знаю ответа.

– Ты даже не выслушал.

– Почтеннейший, – Бабудай-Ага глубоко затянулся и выпустил дым двумя витиеватыми струйками из носа, – я не знаю, когда ты вернёшься домой, не знаю, вернёшься ли вообще, не знаю, сколько и чего тебе надо здесь сделать, чтобы вернуться… Ибо в прошлый раз я сам пригласил тебя, а сейчас я служу опасному безумцу и не имею над тобой собственной воли.

– То есть могу даже не рыпаться?

– Всё в руках Аллаха, он давно начертал на скрижалях твою судьбу, а при рождении переписал её тебе на ладони. И уже ты сам работой, мозолями или порезами невольно дополнял её. Но не изменил сущность…

– Ты становишься занудой, – без улыбки подмигнул Лев. – Ладно, вернёмся в прежнее русло. Чего от меня надо твоему нынешнему боссу?

– Поговорить.

– А больше не с кем? У него же вроде целое войско преданных фанатов, на крайняк мог бы и с зеркалом побеседовать.

– Прояви хитрость и не заставляй его приказать мне убить тебя. – В голосе джинна, быть может впервые, мелькнули угрожающие нотки. – Помни, я обязан беречь его никчёмную жизнь.

– Угу, с попытками удушения на диктатора не бросаться? Отметил, буду корректен, как Жирик!

– Я знаю, кто это, – строго напомнил джинн. – Но не заставляй меня…

– Ладно, пошутил, допью кофе, и мчимся на рандеву. Где он меня ждёт?

– Здесь.

Глава 32

Попытка самоубийства является преступлением, карающимся смертью!

Реальный британский закон 1845 года

Чернокожий Бабудай-Ага исчез, а перед давно не изумляющимся всяким чудесам москвичом появился тот, чьё имя стало бичом для неверных и инакомыслящих. Шейх Хайям-Кар собственной персоной шагнул на ковёр и встал над Оболенским, словно пытаясь растереть его в пыль одним взглядом. Что ж, попытка не пытка, хотя результат обречённый…

– Так вот что за человек стоит на моём пути? – Старик цедил слова, словно бы каждое имело ценность в золотом эквиваленте. – И как только ты дерзнул сидеть перед старшим, не склоняя головы, презренный вор, любитель чужих гаремов и запрещённого вина?!

«Не беда, что вино мне милей, чем вода,
Труд любовный – желанней любого труда.
Мне раскаянья Бог никогда не дарует,
Сам же я не раскаюсь ни в чём никогда!» —

задумчиво процитировал голубоглазый москвич, наслаждаясь остатками кофе и глядя словно бы сквозь своего собеседника.

– Мне ведомо, что ты чтишь память старого пьяницы, называя его дедом.

– Дедушкой, – строго поправил Лев.

– Пусть так. Но он был далеко не так прост, как тебе кажется! Слабые умы принимали его рубаи за чистую монету. Для них в его строчках звучали лишь вино, красавицы, плотская любовь – и ничего больше. Слепцы! Глупцы! Безумцы! Ведомо ли тебе, что в иносказаниях учёного человека вино обозначает мудрость, кувшин – непрочитанную книгу, глина – бренность существования, могила – равнодушие тупиц, любовь – стремление души к Аллаху, красавица – жажду познания, роза – кратковременность удовольствия, солнце – свет страниц Корана…

– Слышал и о такой версии, – сказал Оболенский, с сожалением отставляя хрусталь. – Я мало виделся с дедушкой, всё как-то набегами, не с руки, впопыхах… Но иногда он был потрясающе прямолинеен, без этих восточных иносказательностей, и называл дурака – дураком, а мерзавца – мерзавцем!

– Тебе ведомо, что я могу убить тебя в любой миг? – Хайям-Кар вздёрнул седую бороду.

Лев молча кивнул.

– Ты знаешь, почему я этого не делаю?

Лев так же молча пожал плечами. Хайям-Кар впился в него сверлящим взглядом. Возможно, на почтительных восточных людей это и производило впечатление, но закалённый перестройками и демократией житель великой России даже не почесался…

– Я терпелив с тобой лишь потому, что хочу понять, чем именно такое ничтожество может угрожать моим планам? – Хищный старик в чёрных одеждах уже не улыбался, он был более чем серьёзен. – Умрёшь ты, но… Кто знает, не появится ли другой? Всем ведомо, что мою руку ведёт сам Всевышний! Аллах да не допустит меня оступиться или совершить недостойное деяние, а значит, всё, что я делаю, – истина в Его глазах!