Багорт (Книга 1)

— Ты уверена? — спросил Влад своим обычным меланхоличным тоном, когда за лекарем закрылась дверь.

— Нет, — ответила Дея честно, — не уверена, но я надеюсь, что ты не станешь меня испытывать. Ведь когда результат известен, игра теряет остроту, не так ли?

Влад тяжело вздохнул, продолжая разглядывать кладку на потолке. Дея поняла, что диалога не выйдет и устроилась в кресло, с принесенными из библиотеки принадлежностями для письма.

Влад так ни разу и не обернулся, пока Дея старательно водила по бумаге пером, пытаясь вспомнить те навыки черчения, что сумела пробрести в интернате. Наконец рисунок был готов, и она отложила листок в сторону.

— Ты пытаешься прочесть свою судьбу по кладке кирпичей на потолке? — обратилась она к Владу, не в силах больше выносить угнетающую тишину.

— Нет, — коротко ответил он.

Дея поняла, что к беседе Вед не расположен, и все же немного помедлив, она спросила дрогнувшим голосом.

— Почему ты не пришел на назначенную встречу?

— Не смог.

Выспрашивать было унизительно, но Дею ужасно подавляла недосказанность между ними.

— Я заходила к тебе домой, но тебя там не оказалось, — продолжила она все тем же дрожащим голосом.

— Решил прогуляться, — неоднозначно ответил Влад.

— В дождь?

— Чем тебе не угодил дождь?

— Да, в общем, не чем, — растерянно пробормотала Дея, — просто для прогулок обычно выбираю погожие деньки.

— Не терплю однообразия, — отозвался Влад, по-прежнему не смотря на нее. — Даже вечная безоблачность утомляет, моя пташка.

Каждое сказанное им слово было гвоздем вбитым в ее сердце, а от последнего Дею чуть не перекосило, но она все же попыталась поддержать разговор, не смотря на то, что он не был приятным.

— К сожалению, у меня не было возможности проверить эту теорию. Там, откуда я прибыла, солнце жаловало меня не часто, в отличие от дождей.

— Я имел в виду климат иного рода, — пояснил Влад бесцветным голосом.

Он с поразительным упорством делал их разговор невыносим, и все Деины силы ушли на то, чтобы сдержать себя в руках и не расплакаться. Она перестала искать темы для беседы и снова принялась выводить рисунки на бумаге. Так они и просидели в полной тишине, пока не пришел Еша. Дея вышла к нему, чтобы принять поднос с чаем и рогаликами.

— Как он? — спросил ассистент.

— Угрюмо, — коротко ответила девушка.

От юного лекаря не укрылась Деина подавленность и он попытался ее утешить.

— Когда человек болен, он, как правило, угрюм. Но когда ему станет лучше, это пройдет.

— Боюсь, ему может и не стать лучше. По-моему, он болен душою.

Еша не нашел, что на это сказать и просто протянул Деи поднос.

— Спасибо, — поблагодарила она и скрылась за дверью.

Когда девушка зашла в палату, то чуть было не выронила свой ужин. Пристальный взгляд, в котором сквозила злоба и любопытство, был направлен на нее словно дуло пистолета.

— Что за орудия пыток ты тут понарисовала? — спросил Влад, щуря ожившие глаза.

— Орудия пыток — это то, чем тебя силились оживить, — ответила Дея, ставя на тумбочку поднос. — Причем пытку в этот момент испытывают именно те, кто пытается помочь.

— Что ты имеешь в виду?

— Пока Родмила впрыскивала тебе в вены этот омерзительный раствор, ее стошнило. Я всего лишь хочу облегчить жизнь врачевателей. Ваши методы работы… Как бы это помягче сказать. Несовершенны.

— А ты, значит, знаешь более совершенные методы?

— Представь себе, — с достоинством ответила Дея, и налив себе чаю, уселась в кресло.

— Объясни, как эти приспособления облегчат впрыскивания, — попросил Влад.

Дея отрицательно покачала головой.

— Объясни! — потребовал он, раздражаясь.

— Рогалик хочешь? — спросила Дея, издевательски улыбнувшись.

В бешенстве Влад рванулся вперед, но ремни приковывали его к лежанке, лишая возможности пошевелить даже кистью. Его буквально лихорадило от гнева на нее, но Дею это порадовало. Она улыбнулась и больше не чувствовала себя незначительной пташкой.

— Тебе нравиться видеть меня жалким? — прохрипел Влад.

— Нет, мне нравилось смотреть на твое величие.

— Что же ты тогда здесь делаешь?

— Я не испытываю к тебе жалости. Ты сейчас скорее неприятен, но и это меня больше не трогает. Ты слишком неоднозначен и не мог быть лишь тем, кого разыгрывал в начале нашего знакомства. А нянчусь я с тобой потому, что хочу знать, каким еще ты можешь быть.

— Зачем? — спросил он, кривя рот.

— Ты интересен мне любой.

Деи отчего-то стало легко признаться ему в этом. Может потому, что за ширмой ядовитой колкости проглядывалась боль? И ей действительно не было его жаль. Она наслаждалось тем, что могла увеличить эту боль во сто крат, если бы только захотела.

— Я интересен почти всем, — вяло напомнил он ей.

— Да, но не такой как сейчас, — отвечала она, улыбаясь и приподнимая бровь, — такой, ты им противен. Всем, за исключением меня.

— Только не говори, что безвольный и не вполне вменяемый, я особенно симпатичен, — со злобой выплюнул Влад.