Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики

— Детка, д`вай поговорьим... Мегги...

— Свинья ты мерзкая, Нунцио! Дай денег — я спускаюсь в казино и до конца дня видеть тебя, мерзкую свинью, не желаю, заруби себе на носу!

Она обшарила его бумажник и брюки и забрала восемьсот шестнадцать долларов, а он только наблюдал. Он перед ней был беспомощен. Поднабралась она чего-то в другом мире, о котором Нунцио всего и знал, что тот «классный», — и могла крутить Нунцио как хотела.

Генетическая причуда Мегги, голубоглазый манекен Мегги, крошка Мегги Денежные Глазки, наполовину чероки, наполовину — сборная солянка, свои уроки она выучила назубок. Она была эталоном шикарной девчонки.

— До конца дня тебя нет, понял? — она захлопнула перед Нунцио дверь и спустилась, разъяренная, к игре и смятению — и все думала о собственной жизни.

Шла, а мужчины провожали ее взглядами. Она выглядела вызывающе, несла себя, как знаменщик знамя, подавала, как призовая сука на судейском ринге. Рожденная для небес. Поддельная и желанная диковинка.

У Мегги не было интереса к игре, вообще ни к чему не было. Просто надо было куда-то деть свою ярость из-за дел со свиньей-сицилийцем, из-за жизни без всякой поддержки, на краю, с которого и скатиться недолго, бессмысленности пребывания здесь, в Лас-Вегасе, когда можно бы вернуться в Беверли Хиллз. Она еще больше разъярилась при мысли, что Нунцио наверху, у себя в номере, принимает очередной душ. Он знал — она чувствует его запах, иногда от него пахло мокрой шерстью, и она об этом говорила. Теперь он мылся постоянно — и ненавидел это. По отношению к ванне он оставался иностранцем. Разврата он в жизни насмотрелся самого разного, и место, где купаются, стало для него непотребней любой мыслимой грязи. Для нее купание было иным. Необходимостью. Надо было не допускать до себя грязь этого мира, надо было оставаться чистой, и гладкой, и белой. Не какой-то рядовой плотью, а образцом, неким не подверженным коррозии хромированным инструментом.

От их прикосновений, любого из них, мужчин, всех этих Нунцио, на ее белой нетленной коже оставались крохотные очаги проклятой коррозии, прилипали какие-то паутинки, пятнышки сажи. Мыться было необходимо. И часто.

Она шла, будто прогуливаясь, по проходу между карточными столами и игральными автоматами. В кармане — восемьсот шестнадцать долларов, восемь сотенных банкнот, шестнадцать долларовых.