Потом он вернулся к автомату и долго стоял перед ним, просто разглядывал. Девицы-менялы, сменившиеся крупье, чинные старушки в рабочих холщовых рукавицах — чтоб не натереть мозолей, дергая рукоятку автомата, служитель мужского туалета, выбравшийся на боевые позиции, дабы больше заработать на сувенирных спичках, туристы в цветастой одежде, праздношатающиеся зеваки, пьяницы, уборщики, помощники официантов, игроки с глазами, как яйца-пашот[48]
, не смыкавшимися ночь напролет, девушки из шоу с объемистыми бюстами и миниатюрными пожилыми содержателями — все они гадали про себя, что же творится с этим измочаленным бродягой, уставившимся на долларовый автомат. Он не двигался, просто не сводил глаз с машины… и они гадали.А машина не сводила глаз с Костнера.
Трех голубых глаз.
Как только сработал автомат и эти глаза уставились на него во второй раз, как только он во второй раз выиграл, его снова пронзил электрический ток. Но теперь он знал: здесь замешана не просто удача, а нечто большее, раз никто, кроме него, не заметил этих трех голубых глаз.
Вот он и застыл перед машиной, выжидая, что будет. Нечто обращалось к нему. Где-то в мозгу, где, кроме него, никто и никогда не обретался, теперь появился еще некто и обращался к нему. Красивая девушка. Ее звали Мегги, и она обращалась к нему:
Костнер очень долго не отводил взгляда от автомата, его усталые карие глаза были прикованы к тем голубым глазам на выигрышных полосках. Но он знал: кроме него, никому не дано видеть эти голубые глаза, кроме него, никому не дано слышать этот голос, кроме него, никто не знает о Мегги.
Он был для нее вселенной. Он был для нее всем.
Он вложил очередной серебряный доллар под пристальными взглядами служителя, механика, администратора секции автоматов, трех девушек-менял и кучи неизвестных игроков, наблюдавших, не вставая с кресел.
Барабаны закрутились, рукоятка, щелкнув, вернулась на место, а через секунду со щелканьем встали и барабаны, и двадцать серебряных долларов ссыпались в лоток выдачи; у какой-то женщины за столом для крапа[49]
вырвался короткий истерический смех.И снова взбесился гонг.
Подошел администратор секции, сказал очень вежливо:
— Мистер Костнер, нам нужно минут на пятнадцать отключить автомат и как следует его проверить. Не сомневаюсь, вы нас понимаете.
Откуда-то сзади появились два механика, сняли автомат и понесли его в ремонтную мастерскую в глубине казино.
Пока длилось ожидание, администратор развлекал Костнера историями о «блеснильдиках», прячущих в одежде магниты, о «бумерангистах» — те скрывают пластиковые приспособления в рукаве и извлекают их оттуда с помощью зажима на пружинке, о мошенниках, что заявлялись во всеоружии, с миниатюрными электродрельками в руках — просверлят крохотные отверстия и заталкивают проволочки. И не уставал повторять, что он, администратор, знает: Костнер поймет.
А Костнер знал: администратор не поймет.
Когда Большой водрузили на место, механик уверенно кивнул: «Никаких неисправностей. Работает отлично. Никто с ним не шустрил».
Но голубых глаз на выигрышных полосках больше не было.
Костнер знал — они вернутся.
Они еще подкинут ему выигрыш.
Он подошел к автомату, играл снова, и снова, и снова. За ним поставили следить наблюдателей. Он выиграл снова. И снова. И снова. Толпа выросла до умопомрачительных размеров. Весть распространялась со скоростью беззвучных телеграфных сообщений — в оба конца улицы, по всему Лас-Вегасу, от центра до окраинных казино, где игра шла днем и ночью и не прекращалась ни на один день в году; толпы хлынули к отелю, к его казино, к болезненного вида человеку с усталыми карими глазами. Хлынули, словно лемминги, неудержимо, на запах удачи, их, как мускус, влекло потрескивание пронзающих Костнера электрических разрядов. А он выигрывал. Снова и снова. Тридцать восемь тысяч долларов. И три голубых глаза по-прежнему неотрывно смотрели на него. Ее возлюбленный выигрывал. Ее, Мегги, и ее Призовых Глазок.
Наконец с Костнером решил поговорить сам Мистер Казино. Из делового центра Вегаса вызвали экспертов компании игральных автоматов, Большой остановили на четверть часа, а Костнера попросили зайти в главную контору отеля.
Владелец был там. Лицо его показалось Костнеру знакомым, то ли по телевидению он его видел, то ли в газетах.
— Мистер Костнер, меня зовут Джулес Хартсхорн.
— Рад познакомиться.
— Вы выигрываете, будто бусы нижете, и ожерелье выходит впечатляющее.
— Я долго ждал этого.
— Вы понимаете, что такое везение невозможно.
— И все же приходится верить, мистер Хартсхорн.