Багряная игра

— Я видел, как это случилось. Там, где они находятся сейчас, они в безопасности. Если им удастся подрегулировать свое поле, при некотором везении они смогут присоединиться к флоту.

— Роффрей и Толфрин, те двое, что так успешно отразили нападение, прошли у профессора Зелински полный цикл обследования, сейчас он обрабатывает результаты. Тем временем они обучаются Игре.

— Что еще? — Аскийоль видел, что Морден чем-то обеспокоен.

— На корабле Роффрея были две женщины. Одна из них — безумная Мери Роффрей. Другая именует себя Уиллоу Ковач. Я уже доводил до вашего сведения эту информацию.

— Да. Это все?

— Мисс Ковач просила меня кое-что передать вам. Она утверждает, что поддерживала с вами личное знакомство на Мигаа и, похоже, на Призраке. Она хотела бы, чтобы вы, если выберете время, связались с ней. Для конфиденциальных переговоров на ее корабле зарезервирована волна 50 м.

— Спасибо.

Аскийоль отключил связь, откинулся в кресле. Какая-то часть сильного чувства, которое он некогда испытывал к Уиллоу, все еще жила в нем, хотя Аскийолю и приходилось дважды изгонять его. Сначала, когда Уиллоу отказалась последовать за ним на Рос, и потом, после встречи с Родоначальниками. Теперь образ ее казался чуть расплывшимся, столько с тех пор всего произошло.

Взяв на себя управление флотом, он был вынужден отказаться от многих приятных эмоций. Не из честолюбия, нет, и не из жажды власти. Просто в его положении сознание должно быть максимально управляемым, а значит, эмоциями, которые не приносят непосредственной пользы делу, следовало пожертвовать. Он стал с точки зрения привычных человеческих взаимоотношений очень одиноким человеком.

Восприятие мультиверсума с лихвой компенсировало вынужденный разрыв человеческих контактов, и все же он предпочел бы, чтобы на разрыв идти не пришлось.

Обычно он никогда не действовал по первому побуждению, но сейчас с удивлением обнаружил, что настраивает коммуникатор на волну 50 м. И делает это с нетерпением, чуть не нервничает.

Уиллоу заметила, что экран воспрял к жизни, и стала торопливо настраивать аппаратуру. Спешила, волновалась, — а то, что в результате увидела, заставило ее на миг оцепенеть.

Потом Уиллоу немного пришла в себя, но движения стали медленнее, она как зачарованная не сводила глаз с экрана.

— Аскийоль? — голос у нее срывался.

— Привет, Уиллоу.

В лице этого человека еще проглядывали черты прежнего Аскийоля, того, что некогда с хохотом бесчинствовал по всей галактике, оставляя за собой хаос.

Она помнила беззаботного, легко поддающегося переменам настроения юношу, которого тогда любила. А тут… восседал воплощенный Люцифер, некое подобие падшего ангела; это мерцающее золотом изображение не имело никакого отношения к тому, кого она помнила.

— Аскийоль?

— Увы… — сказал он и улыбнулся; да, это был грустный и усталый падший ангел. На лице Уиллоу вспыхивала непередаваемая пляска цвета, отсветы бесчисленных изображений Аскийоля. Она отступила от экрана, плечи ее поникли. Теперь у нее осталась только память о любви.

— Не надо было мне упускать свой шанс, — прошептала она.

— Боюсь, он был единственным. Знай я это тогда, я бы, вероятно, попробовал уговорить тебя отправиться с нами. Но я не хотел подвергать твою жизнь опасности.

— Понимаю… — сказала она. — Не сговоримся, да?

Вместо ответа он стал вглядываться куда-то вдаль.

— Я отключаюсь, противник начал новый раунд Игры. Всего хорошего, Уиллоу. Возможно, нам удастся еще поговорить — если победим.

Сверкающее золото изображения уже исчезло с экрана, а она так и не нашлась, что сказать.

16

О’Хара обернулся к партнерам.

— Вот вам и проба, — сказал он. — Готовьтесь.

В огромном круглом зале послышалось едва уловимое гудение.

О’Хара подстроил экран — и они увидели, как корабли чужаков бороздят космос, подбираясь к их флоту. Всего в нескольких милях от флота они притормозили, сохраняя этот интервал.

Роффрей неожиданно поймал себя на мыслях о детстве, о матери, о том, как он завидовал брату и каким ему казался отец. С чего это он вдруг решил?.. Он поспешил отогнать странную задумчивость, но в сознание вползла еще какая-то шальная мысль, вызывающая легкую тошноту. Знакомое ощущение, он когда-то испытал его, но сейчас оно было куда сильнее.

— Роффрей, будьте внимательны — это начало, — спокойно сообщил О’Хара.

Нет, не начало даже — так, разминка в сравнении с тем, что последовало.

Чужаки пускали в дело все, чему их научило человеческое подсознание. Роффрей и вообразить не мог, что они накопили такой чудовищный объем информации, хотя люди-психиатры были готовы обратить против своих врагов не менее мощный арсенал подобного оружия.

Оборудование чужаков вылавливало каждую постыдную мысль и каждую нездоровую прихоть, каждое мерзкое желание, когда бы ни случились они в жизни Игроков, и, усилив стократ, вдалбливало их в сознание противника.

Контрприем, как инструктировал О’Хара, состоял в том, чтобы забыть о понятиях добра и зла, права и произвола и принимать внушаемые впечатления за то, чем они, в сущности, и являлись, — за желания и мысли, которые в определенной мере присущи любому.