Багряная игра

— Мы потеряли семерых. Значит, победили чужаки. Мы выбили, по-видимому, пятерых. Не так уж худо. Вы почти дожали соперника, Роффрей, но они вовремя отступили. Возможно, вам еще представится случай. Для дебютанта вы выступили исключительно удачно.

Они обернулись к Толфрину; тот был без сознания, но это не беспокоило О’Хара:

— Дешево отделался. Похоже, вырубился на минутку, всего-то и дел. Думаю, теперь, когда он побывал в Игре, на раунд-другой сил у него вполне хватит.

— Это было… мерзко, — сказал Роффрей.

Его тело было сведено напряжением, нервы расстроены, голова раскалывалась, сердце выскакивало из груди. Даже О’Хара ускользал у него из фокуса зрения.

Выглядит неважно, решил О’Хара, достал из кармана коробочку со шприцем и вкатил Роффрею укол, прежде чем тот успел запротестовать.

И Роффрей стал отходить. Усталость еще чувствовалась, но тело понемногу расслаблялось, да и головная боль стала более терпимой.

— Такая она, значит, эта Кроваво-красная Игра, — заключил он минуту спустя.

— Какая есть, — сказал О Хара.

Зелински просматривал материалы, представленные ему Манном.

— В этом определенно что-то есть, — сказал он. — Не исключено, что Призрак особым образом влияет на сознание людей, приспосабливая его к отпору атакам чужаков.

Он оторвался от бумаг и поискал глазами Цуня, колдовавшего с оборудованием где-то в углу лаборатории:

— Вы говорили, что первый раунд лучше других перенес Роффрей?

— Точно, — подтвердил миниатюрный монголоид. — И главное, по собственной инициативе перешел в атаку. Такое не часто бывает.

— Да, есть ли у него какие-то особенности, нет ли, человек он ценный, — согласился Зелински.

— Так что вы думаете о моих соображениях? — Манну не терпелось получить «добро» на развитие собственного направления исследований.

— Занятно, — ответил Зелински, — и все же недостаточно конкретно для обсуждения. Пожалуй, стоит договориться о встрече с Роффреем и Толфрином и расспросить подробнее, что с ними происходило на Призраке.

— Попросить их зайти? — осведомился Цунь.

— Уж не сочтите за труд! — после знакомства с записками Манна Зелински явно помрачнел.

…Мери выплывала из хаоса, беспорядка, сумятицы — и хаосом этим было ее обращенное в руины сознание. Сама того боясь — в минуты просветления ее всегда мучила мысль о собственном безумии, — она попыталась задержаться на этом островке здравого рассудка.

И вдруг смятение прошло. Она лежала, и перед глазами не было ничего — ни зрелища взбаламученного мироздания, ни кошмарных тварей, ни опасности. И слышала она только тихий звук шагов совсем рядом.

Очень осторожно стала она возвращаться мыслями к прошлому. Извлечь из хаоса памяти представление о времени удавалось с трудом, казалось, чуть не всю жизнь она прожила в каком-то водовороте, заполненном бессмысленными действиями, — пилотировала корабль, открывала воздушные шлюзы, писала в блокноте уравнения — а те куда-то уносились и бесследно пропадали.

Там были периоды, когда хаос водоворота стихал, периоды здравомыслия, когда она хоть и подходила к самой границе безумия, но не переступала ее.

Там был первый ее визит на Призрак, куда она отправилась, понадеявшись на приобретенные в Голунде знания. Там была посадка в Энтропиуме, а после — сумбурный полет в пространстве, где вместо законов — непостоянство и непоследовательность; никчемная посадка, находок никаких; она еще контролирует свой разум, но он вот-вот сдаст; и, наконец, полет на Рос, где сознание окончательно покинуло ее. Только тепло, беззлобное, бесплотное тепло… Потом прочь с Роса — как это было, ей никогда не удавалось вспомнить, назад, в Энтропиум; там какой-то человек расспрашивал ее — человек, назвавшийся Ринарком, — а кошмар полубезу-мия был в конце концов сметен катаклизмом, обратившим Энтропиум в руины; рывок к хозеру, аварийная посадка на мирной планете — Экиверше, кажется? — там передышка, отдых, затем на Рос… и там хаос… тепло… хаос…

Почему?

Что заставляло ее вновь и вновь возвращаться на Рос, ведь с каждым разом она по капле расточала рассудок? Нет, последний раз был особым, стал для нее поворотной точкой — она, как бы завершая полный цикл, пустилась в обратный путь, к разуму. Там, на Росе, она встречалась с бестелесными светящимися созданиями, они говорили с ней. Нет, это, пожалуй, была галлюцинация…

Со вздохом облегчения она открыла глаза. Над ней склонилась Уиллоу Ковач. Мери узнала женщину, которая ухаживала за ней, и улыбнулась.

— Где мой муж? — спокойно спросила она; черты ее лица разгладились.

— Ну как сейчас, получше? — Улыбка Уиллоу была грустной, но Мери знала: Уиллоу расстроена не из-за нее.

— Намного. А Адам?..

— Его забрали участвовать в Игре, — Уиллоу в двух словах рассказала обо всем, что ей было известно. — Он собирался вскоре связаться с нами.

Мери кивнула. Она чувствовала себя отдохнувшей, умиротворенной, ужас ее безумия стал уже смутным воспоминанием, которое она отгоняла все дальше и дальше. Больше не повторится, думала она. Так было, но теперь я здорова. И так было в последний раз. Ее клонило в сон, глубокий сон здорового человека.