Багрянец

Не нужно рисковать и слишком близко подходить к крикам и дыму: если Хелен будет наблюдать за происходящим из укрытия в лесу, то, по крайней мере, сможет стать свидетелем. Полицейские ведь помогли ей, а теперь и бросились на женский крик не задумываясь, рискнув собственной безопасностью. Хелен тоже должна была что-то сделать; она продолжала двигаться сквозь деревья.

Еще тридцать метров через заросли, и она увидела крышу грязной огромной фермы неподалеку оттуда, где ее задержали селяне с аристократическим акцентом и их псы.

Подкравшись ближе к дороге, Хелен обнаружила, что перед зданием не было ни людей, ни собак: все происходило гораздо дальше по частной дороге, там, куда взгляд не доставал, – возможно, в эпицентре раскатов под ее ногами.

Вскоре Хелен поняла, что с трудом может разглядеть что-либо на несколько метров в любом направлении, и испугалась, что сейчас солнце полностью погаснет. Подняв глаза, она вспомнила, как в 1999 году видела солнечное затмение во время отпуска в Фалмуте. Эпохальный миг, преждевременная ночь, мощный порыв холодного ветра, заставивший замолчать всю землю Корнуолла вокруг, – все это вызвало в сердце Хелен укол космического ужаса, сбив дыхание. Линкольна же эта мгновенная тьма посреди дня заворожила.

В отличие от того случая в Фалмуте, сейчас Хелен слышала среди внезапной неестественной тьмы в Редстоуне звуки с последней записи Линкольна.

Нечеловеческие вопли на этот раз гораздо громче: далекое «йип-йип-йип», почти похожее на речь, – пока не сменилось жутким хохотом. В определенно нечеловеческом голосе все же слышался некий смысл, и Хелен подумала о диких обезьянах. Пугающее лепетание заглушило человеческие крики и дудочки – они словно потрясенно замолкли перед этими экзотическими возгласами.

Там этих животных было несколько, и для таких криков они должны быть весьма крупны и иметь объемные легкие. Возможно, на ферме держали какой-то вид гигантских кошек?

Или все-таки огромную обезьяну, голос которой исказился и усилился в долине внизу, – по крайней мере, Хелен на это надеялась.

Взрывы хохота за деревьями перешли в постоянный рык, исходивший из глубин влажного от слизи горла.

Уверенность Хелен в себе, и без того шаткая, совсем завяла. Ее инстинкты или воображение снова соединили крики с гигантскими дикими кошачьими: она с легкостью представила, как они катаются по земле в отчаянной борьбе. Как внезапно звери перешли от неприятных «йип-йип» и демонического смеха к рыку!

Среди звериного гнева раздавались пронзительные человеческие вопли.

«И лошади?» Кажется, теперь среди людского переполоха еще и беспокойно ржали лошади, пронзая своими внезапными зовами о помощи воздух меж деревьев.

Собачий визг – и пугающая тишина. Еще визг – и снова тишина.

Хелен присела на корточки глубже в хлюпающий подлесок, папоротники и сухостой.

Уши ей резало злобное рычание; она стиснула зубы, представляя, как мощные челюсти трясут мясо жертвы, и наконец зажала уши ладонями. На сафари в Африке или возле зоопарка Хелен легче приняла бы подобное зверство; и все равно, что же это за животное и в каком зоопарке можно содержать таких тварей? Однако Хелен не сомневалась – на ферме сорвался с цепи некий опасный зверь.

Земля под ногами гудела от подземных толчков.

За чудовищными гневными воплями последовали далекие частые стуки о дерево – неравномерные и тошнотворные, точно тела бросали на стены. Несколько человеческих голосов взлетели последним отчаянным крещендо – один из них был полон такого ужаса, что Хелен заткнула уши указательными пальцами. Никогда она не слышала такого страшного крика.

Единственным хоть сколько-нибудь обнадеживающим звуком среди ужасающей какофонии стала далекая полицейская сирена, раздавшаяся с севера. Хелен не понимала, насколько далеко, но отчаянная битва на ферме притихла, словно испугавшись далекого воя.

Должно быть, весь этот жуткий переполох длился всего лишь несколько секунд, но для Хелен ненавистные мгновения растянули время, мучая ее так, что еще немного – и она сошла бы с ума. И из-за внезапного, неестественного затишья то невидимое ей, что произошло на ферме, казалось еще хуже.

Из-за древесной преграды впереди вскоре раздался мужской крик боли, прерывая хрупкую тишину.

Еще один мужской голос принялся непрерывно щебетать нечто неразборчивое, но неестественно спокойное для такой обстановки, возможно задавая вопросы, на которые не было ответа. Звериные вопли прекратились – «слава Богу».

Гул под землей также остановился, правда, Хелен не заметила когда – настолько жуткие крики животных парализовали ее органы чувств.

Словно в ответ стонам первого мужчины, испытывавшего огромное безысходное страдание, раздался женский плач. Второй мужской голос продолжал говорить, но затихал.

Собак, лошадей и машин было совершенно не слышно – только вакуум, в котором не звучало ничего, кроме редких человеческих жалоб и стука дождя по листьям согнутых, кривых деревьев. Пугающая тишина во влажном лесу напоминала о поле боя, где только что закончились активные действия.