Багряные скалы

Сабры Дмитрия раздражали. Не все, конечно, были среди них и нормальные ребята вроде Адама, с которым они как-то моментально сдружились. Но часто попадались кактусы, как Двир.

В его манере держаться было нечто особенное. Уверенность в себе, неуловимое вызывающее высокомерие. Высокая, крепкая фигура, открытое лицо, густые черные волосы. Широко расставленные глаза. Упрямый рот.

Дмитрию нравилось классифицировать людей, находить в них общие черты и раскладывать по группам. Таких как Двир во взводе набралось человека четыре. Похожих манерами и поведением. Именно такие, словно сошедшие с одного конвейера, ассоциировались у Дмитрия с названием "сабры".

Двир, сидя на койке, о чем-то спорил с Саней, тихим пареньком родом из Западной Белоруссии.

Дмитрий почти не прислушивался, но одна долетевшая до ушей фраза вздернула так, словно кто-то плеснул за ворот ведро ледяной воды, – … да ладно, – говорил Двир, презрительно морщась, – вы там, в Европе шли, как скотина на убой. Если бы наши родители не победили здесь, и не основали Израиль, еще неизвестно, что бы с вами сталось.

Санек резонно возразил, что его отец воевал в дивизии имени Костюшко, и благодаря ему и миллионам других солдат, разбивших Гитлера, стало возможным создание Израиля.

– "Костюшко-Шмастюшко" – презрительно бросил Двир, – все это ерунда: мои братья воевали в Европе в Еврейской бригаде, вот где была настоящая война. Если бы не они, хрен бы вы сидели сейчас здесь в палатке и травили анекдоты.

Ну почему с сабрами каждый раз повторялась одна и та же история? Снова и снова Дмитрию приходилось слышать: "как скотина на убой". Он мучительно переживал, лез в бесполезные споры, ощущая себя Дон Кихотом, бросающимся на ветряные мельницы.

Почему именно себя местные считали победителями, спасителями остатков европейского еврейства? Они ничего не знали, да и не хотели знать ни о Сталинграде, ни о Ленинграде, ни о Курской дуге. Восточный фронт будто и не существовал вовсе.

Реплика Двира и Саню задела до слез. Он покраснел, сжал кулаки, соображая как бы ответить.

Дмитрий подошел и хлопнул его по плечу.

– Если бы не русские, – медленно и веско произнес он, глядя Двиру в глаза, – угробившие миллионы немцев и, в конце концов, дошедшие до Берлина. – Если бы не Красная армия, – повторил он, – в которой воевали и евреи из России, Польши и других стран, вы бы здесь существовали в виде дымного облака над каким-нибудь местным Освенцимом.

Наверное, он не должен был так говорить, у многих солдат во взводе родители выжили в концентрационных лагерях, потеряв там большую часть близких, но сдержаться Дмитрий не мог. Обида жгла его изнутри каленым железом.

В палатке повисла мертвая тишина. Враждебные взгляды ощущались со всех сторон.

– Что ты сказал? – угрожающе проговорил Двир, приподнимаясь.

– Ты все слышал. – Спокойно ответил Дмитрий.

Двир был выше и явно сильнее его, но и Дмитрий знал себе цену, в эвакуации в Казахстане драться приходилось часто. На всякий случай он заранее прикинул, как бы половчее обрушить деревянную подпорку палатки.

Несколько солдат встали позади Двира. Однако и к ним с Саней подошли двое из "славян".

– Успокойтесь… – протянул Адам, в растерянности морща белесые брови.

– Зря ты это сказал… – угрожающе бросил кто-то, наматывая на кулак ремень.

Хриплый голос за спиной с сильным русским акцентом произнес:

– Тут дело принципа, наши отцы всю войну не за печкой отсиживались…

Двир продолжал жечь Дмитрия взглядом так яростно, что тот начал подумывать, не ударить ли первым.

– Строиться!!! – заорал снаружи сержант, – Выходи строиться!!!

На этом конфликт угас, причем врагами они с Двир ом не стали. Даже, наоборот, между ними возникло что-то вроде взаимной симпатии.

Грузовик тряхнуло на колдобине, Дмитрий открыл глаза. Пустыня все также величественно текла по обе стороны дороги. На востоке вырисовывались окрашенные розовым гребни гор. Солнце висело над ними, словно выбирая место для ночлега.

Стрелки на часах подползали к шести. Он заглянул в кабину. Двир дрых, уткнувшись лбом в панель. Медина курил сигарету.

Дмитрий стукнул в окно, и, подождав пока сержант оглянется, показал на часы.

Сержант закивал и помахал сложенными щепотью пальцами, мол, еще немного.

Вскоре на обочине показался ржавый и перекошенный, пробитый пулями указатель: "Беер Менуха".

Машина свернула с шоссе и запрыгала по проселку, дребезжа железом. Дмитрий вцепился в борт. Наконец Медина зарулил в узкую ложбину между холмов и заглушил мотор.

Тишина сразу ударила по ушам, навалилась, словно укрыла ватным одеялом.

После долгих часов проведенных в кузове под рев двигателя, Дмитрий подумал, что оглох.

Иврит вообще интересный язык, в чем-то похожий на русский, но одновременно и отличающийся. Дмитрий часто ловил себя на мысли, что для описания чего-либо подходит определенное ивритское слово, а на русском найти подходящий эпитет он затруднялся. Вот и сейчас, слово "тишина", или как говорят на иврите "шекег", совсем не подходило. Ощутив это глубокое, величественное безмолвие Дмитрию на язык само прыгнуло ивритское – "дмама".