Багряный декаданс (СИ)

По ногам сквозь щели в тазу потянуло сквозняком. Я вспомнила, что так и не смогла придумать, как зафиксировать дверь.

И забеспокоилась.

А вдруг кто-то действительно вошел, а тут я… голышом и из оружия только деревянный ковшик?

Решив, что в срочном порядке нужно отсюда выбираться, я потянулась к вороху белой ткани. Встряхнула плотное, но мягкое, похожее на хлопок полотно в воздухе и накинула на плечи, замотавшись в него на манер древнегреческого хитона.

Аккуратно перенеся через бортик сперва одну ногу, потому другую, я ступила голыми ступнями на пол, застеленный каменными плитами и потянулась к оставленному ковшику, решив на всякий случай взять его с собой…

…он вылетел на меня внезапно, но практически бесшумно.

Глава 4

Грубые шершавые пальцы схватили за шею, сдавив так, что я услышала хруст собственной трахеи. Боль, шок и ужас от отсутствие воздуха сковали и тело, и сознание.

Я замерла, сжалась, пытаясь лишь хватать ртом воздух. Мозг отказывался верить в реальность насилия. В то, что это происходило здесь и сейчас.

Со мной.

И я ничего не могла сделать… не могла ему помешать.

Потому что я была слабая. Я была жертвой. А он видел цель и не видел препятствий, стискивая свои руки вокруг моей шеи все сильнее. И наслаждаясь моей беспомощностью.

Не знаю, сколько прошло времени. Может быть пара секунд, хотя по ощущениям целая вечность, наполненная страхом, отчаянием и болью. Но переборов накатившую тьму, я осознала, что лежу на полу.

А он навалился сверху, тяжело и мокро дыша мне в ухо, прижавшись щекой к моей щеке.

Одна его рука продолжала стискивать мою шею, вдавливая ладонь в её основание, а другая шарила по телу, яростно срывая ткань.

— Нет! — вырвался из горла надсадный хрип. Легкие будто горели огнем, сердце заходилось в лихорадке, а глаза выпучились настолько, что, казалось, еще чуть-чуть, и они выскочат из глазниц, как пробки из шампанского.

Оцепенение резко схлынуло, будто волна сошла, и я поняла, что могу не только лежать, вцепляясь в мужские запястья, но и сопротивляться.

И рванулась изо всех сил. Попыталась отодрать от себя беспощадную руку, которая, кажется, решила положить конец моему существованию, но возможности были не то, что не равны. Мои шансы на спасение таяли с каждой секундой, с каждым не сделанным вздохом.

Кратковременная борьба грозила закончиться истерикой.

«Демоны были правы, — промелькнула спонтанная мысль. — Одной мне не выжить…».

Перед внутренним взором возник Сатус. Он был призрачным, похожим на привидение, серьезным и очень бледным. Брови сведены, а во взгляде сквозил укор. Он словно бы говорил: «Ну что ж ты такая бестолковая! Постоянно нуждаешься в спасении! Почему ты такая слабая?».

— Не сопротивляйся! — рявкнул Амир, одной рукой рвущий на себе рубашку. Лицо его было перекошено и искажено. Настолько, что в первое мгновение я предположила, что это его злобный брат-близнец. — Маленькая шлюшка! Думаешь, я тебе поверил! Поверил, что ты оказалась здесь случайно! Ты у меня сейчас за все получишь!

Но нет, это был он сам — с губами, стиснутыми в тонкую линию, восковым лицом, глубже прорезавшимися морщинами и полубезумными глазами, который, я, кажется, запомню надолго. Он жег ненавистью, такой жгучей, что она выплескивалась наружу разъедающим ядом. А еще было желание. Желание сделать больно, очень больно, так, чтобы кроме этой боли не осталось ничего — ничего хорошего, доброго, светлого. И похоть, та похоть, которая способна сломать любую гордость навсегда.

— Нет! — с губ сорвалось подобие крика, больше похожего на шепот умирающей мышки.

А в это время руки Амира уже грубо и безжалостно раздвигали мои бедра, перебарывая отчаянное сопротивление.

Силы уходили, я чувствовала стремительно приближающуюся потерю сознания, но мысль о том, что сделает насильник со мной, бесчувственной, подстегнула разум, будто плеткой.

Вот-вот должно было случиться непоправимое и я, охваченная последним порывом мужества, за которым следовал лишь мрак и траур, смогла немного разжать пальцы командира гарнизона и закричала срывающимся голосом:

— Тай!!!

То, что случилось дальше, наверное, следовало бы назвать чудом.

Однако у этого чуда было имя. И это имя можно было написать в словаре рядом со словом гнев, потому что являя собой его олицетворение один очень воинственно настроенный демон шагнул в мыльню.

На долю секунды Сатус затормозил. Растерянно моргнул, будто не понимая, как он сюда попал…

А потом увидел меня, обнаженную и распластанную на полу, пытающуюся вырваться из-под мужчины, который, сдавленно ругаясь, выкручивал мне руки.

Появление принца вырвало из меня вздох облегчения.

А вот насильник парня не заметил. Был слишком увлечен снятием собственным штанов.

Губы принца растянулись в улыбке, от которой у меня при других обстоятельствах встали бы дыбом волосы. Но сейчас я смотрела на него и слезы радости наворачивались на глаза. Еще никогда я не ощущала такой благодарности, потому что знала — он здесь, и, кажется, меня в беде не бросит.