Багряный лес

Последняя свеча была маленькой и стояла в небольшом золотом подсвечнике. Ее пламя было живым и дрожало, словно его тревожило чье-то дыхание. Подойдя ближе, Александр увидел, что за столом сидит довольно молодой человек и приветливо ему улыбается. Человек встал и направился навстречу гостю. И тут же темнота растаяла. Снова была церковь, сотни дрожащих огней на свечах и лампадах, блеск золота, мечущиеся размытые тени. Стена иконостаса, с ликами бога и святых, как и прежде застывших с закрытыми глазами, словно они намеренно не хотели видеть того, что происходило в этом мире.

Саша посмотрел на стол.

Это был простой стол, покрытый парчовой, кровавой, тканью. Он был небольшой, и его любую сторону можно было пройти за какой-то шаг. На кровавой поверхности стола стоял ряд маленьких свечей. Это обстоятельство заставило Александра изумиться.

— В непознанном пути все кажется бесконечным, — произнес человек, подходя к гостю.

Саша теперь мог рассмотреть его полностью. Высокого роста, одетый в дорогой костюм, в котором привычнее видеть высокопоставленного государственного чиновника, чем священнослужителя. Больше всего внимание привлекало его лицо. Оно было четко огранено в чертах, словно было вырублено из огромного куска гипса, с той лишь разницей, что имело естественный цвет и нормальную, живую подвижность, но все равно угадывалось, что это лицо не принадлежало человеку, а было маской, хотя и мастерски выполненной.

Еще были глаза…

У человека они были вылиты из темноты. Их чернота была абсолютной и глубокой. И их бездонность смотрела на Александра ноющей тоской, выливалась вон холодом вечности, усталостью еще не пройденного вечного пути.

— Как тебя зовут? — спросил Саша.

Человек, стоящий против него, едва заметно усмехнулся.

— У меня много имен.

— И имя тебе легион?

Черты лица человека заострились, и прикоснувшись к его носу можно было, казалось, серьезно пораниться. И улыбка, которая пробежала по губам человека, разбила этот неживой лик черной трещиной.

— Нет. Я старше него.

— Кто же ты?

— Я Ярый. Я Ярило. Я Вий. Я Дажбог. Я прошлое этой земли.

— Если ты прошлое, зачем же ты здесь? Твое место там, куда смотрят твои глаза, Ярый — в вечности.

Человек запрокинул голову и громко засмеялся. Его смех громом разметался в выси храма, тонко звенел в золотой фольге икон, позвякивал в хрустале. И это сопровождение делало его необыкновенно мелодичным.

— А ты очень наблюдателен, смертный! — говорил Дажбог, продолжая смеяться. — Увидел вечность в моих глазах!.. Ха-ха-ха!

— Нет.

И это одно слово Александра опустило на них покрывало тишины. Стало так тихо, что было слышно, как уверенно и размеренно стучит сердце в груди. Единственное живое сердце.

Лицо Ярого стало растрескиваться по граням, покрываться черной сеткой глубоких резко-ломаных морщин-трещин. Оно становилось ломким и хрупким, и крошилось, опадая под ноги с легким шорохом. От его головы, сбоку, отвалился большой кусок и с фарфоровым стуком ударился и покатился по каменному полу церкви.

— Что же ты видишь? — рот Вия стал обваливаться, превращаясь в черную острогранную дыру, пещеру, дышащую темнотой и холодом.

— Вижу боль отчаяния. Вижу поверженного.

После этих слов раздался протяжный стон, исходящей от Ярого. Воздух дрогнул и отчетливой, видимой волной, искажая предметы и пространство, прокатился до стен церкви. Маска, и весь Вий раскрошились на тысячи осколков, которые, разлетевшись по залу, заискрились бенгальскими огнями, превращаясь в ничто, сгорая до пустоты. Огромные крылья, с блестящими черными перьями, распахнулись за спиной того, кого уже нельзя было назвать человеком. Они достигали стен церкви, и казалось, что им не хватит места, чтобы развернуться здесь полностью; они сильно ударили по воздуху, но не затушили свечей, а, наоборот, заставили их разгореться гудящим факельным огнем. Еще взмах, и черное чудовище с оскаленным и зубастым ртом, распахнутыми бездонными глазами, взмыло в воздух.

— А теперь кого ты видишь?

Того, чье самолюбие уязвлено до предела, и он поражен этим настолько, что забыл, что он собирался делать.

Александр вспомнил сопку и дуб. И вновь он был там, но вместо сопки стояла церковь, а вместо дуба — этот крылатый демон. Саша вновь почувствовал свое могущество, свою подконтрольную воле силу. И она была большей, чем у Ярого…

Демон взлетал все выше и выше. И с высоты раздавался его вой, полный отчаяния и бессилия.

Человек был силен над прошлым потому, что был полон силы того, чьих крестов не было в этой церкви. Он увидел, как открылись озерные внимательные глаза на лицах святых, их лики вытянулись за грани икон, обрели объем, стали с мудростью и сожалением осматривать убранство святилища. Они мелко кивали своими бородатыми, косматыми и седыми головами, словно осуждали все, видели, и когда их умные и все понимающие глаза останавливались на Александре, то их головы начинали, стыдя, покачиваться на плечах.

Шепот десятками ровных голосов, шорохом тысячелетий зашелестел в пространстве церкви, и в нем, в этом шепоте, была досада, но и понимание: они говорили о нем, но не осуждали.