Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.

Грохотали пушки.

Всюду слышались взрывы.

Нас было человек 50.

При всяком случайном стуке, движении, шорохе за стенами дома, за дверями, за окнами, мы все бежали на цыпочках, сгорбившись, вниз по лестнице в подвал, в кухню, к христианину повару. Всякое обычное в обыкновенное время движение всеми сообща истолковывалось как «их» приход, как «их» намерение ломать дверь.

— Это «они», — шептали все, прислушиваясь.

В обсуждении каждого шороха за дверью принимали участие наряду со взрослыми и дети. Какие только не делались предположения. Ведь здесь были большею частью люди, уже пережившие ужасы погромов в своих родных местах, и паника делала их почти безумными. Общее впечатление от всего происходящего и того, что каждый из нас ждал впереди, были одно:

— Западня.

Мы все казались себе запаянными в эту западню, обреченными, если не на гибель, то на позор, унижения, побои, на все то, что является атрибутами погромов. О «нем», погроме, никто из нас не говорил, но всеми чувствовалось, что самое страшное впереди, когда умолкнут пушки и явится победитель…

Ночью в среду канонада стихла.

Неизвестно, почему публика нашего ресторана стала вообще успокаиваться и даже расходиться по номерам. Мы втроем, — я, отец и наш приятель, — тоже пошли наверх к себе в номер и, не раздеваясь, в шапках и пальто, легли в постель.

Недолго длился наш сон.

Показавшийся подозрительным шум в коридоре заставил моего отца, нервного и подвижного человека, высунуться за дверь.

Он тотчас отскочил и запер дверь.

По лицу его мы поняли сейчас же, что там что-то неладно.

— Что, что там — бросились мы к нему.

Но уже отворилась дверь.

В комнату вошло несколько военных: —2 офицера и 1 солдат.

Одного из офицеров другие называли поручиком.

— Ты кто? — обратился поручик к моему отцу, фамилия? Откуда приехал? Чем занимаешься?

Зло скривил губы.

— Коммуну ждешь?

Каждый свой вопрос он сопровождал отборной площадной бранью. Такого же рода вопросы были обращены ко мне и нашему приятелю. Последнего поручик принял, по-видимому, сначала за русского, но по испуганному лицу его понял, что ошибся.

— Стреляете в нас?

И опять площадная брань.

— Коммуну устраиваете?

Кивнул своим спутникам.

— Обыскать надо.

Первым поручик обыскал меня, причем начал с бумажника.

— Позвольте, я вам достану документы, — сказал я.

Но документами ни поручик, ни его товарищ по боевой деятельности не интересовались.

Из бумажника высыпались деньги.

Не догадываясь еще о целях и намерениях господ офицеров, я стал подбирать деньги.

— Не трудитесь, — заявил поручик.

Он сам подобрал деньги и положил их торопливо в карман. Затем осмотрел подробно бумажник, забрал все оставшиеся там мои деньги, казенные и личные.

И обратился к отцу:

— Деньги давай, жидовская харя!

Отец высыпал ему всю имевшуюся у него наличность.

— Это все твои деньги?

И офицер замахнулся револьвером на отца.

Боясь, что он изобьет его, я стал выбрасывать из карманов всю имевшуюся у меня мелочь.

Он всю ее забрал.

По-видимому, у него составилось впечатление, что больше ни у меня, ни у отца взять нечего.

— Вы обыскали помещение? — обратился он к другому добровольцу.

— Здесь белье и костюмы, — последовал ответ.

— Отберите себе все, что вам нужно, и положите в кожаный чемодан.

И поручик обратился к нашему приятелю:

— А ты кто?

Тот назвал себя.

— Деньги!

— Денег нет у меня.

— Что-о?

Поручик приставил револьвер к его виску.

— Ну… деньги… Или застрелю!

Тот побелел, как стена. Дрожащими губами он пролепетал;

— Подождите… я схожу, достану.

— Далеко?

— Нет…

— Ну, иди.

И он отправил с ним солдата. Принялся укладывать наши вещи в чемодан. Набив его доверху, он вдруг заинтересовался моими документами.

— Вы адвокат? — обратился он ко мне.

Но тотчас спохватился и овладел собой.

— Я сам москвич, я это дело знаю… снимай свои лакированные ботинки.

Я снял.

Ботинки последовали в чемодан вслед за оставленными вещами. Молчаливый спутник поручика плотно увязал чемодан и вопросительно взглянул на поручика.

— Идем.

Господа офицеры поспешно оставили гостиницу.

После этого первого налета, который мы считали прелюдией к дальнейшему погромному действу, мы все оставили гостиницу и нашли приют тут же во дворе, в квартире своего знакомого. Здесь собралось человек 20 евреев, знакомых хозяина, людей различного общественного положения, различных воззрений и возрастов. Тут был адвокат, член кадетской партии, бывший товарищ министра при Временном Правительстве — правый эсер, холеный купеческий сынок, беженец из Слободки, лакей из ресторана. Мы жались вместе в этой квартире, усевшись рядком, подальше от дверей и окон.

Томительно шло время.

Вдруг в гостинице вновь поднялась тревога.

Как мы потом узнали, в гостиницу вошло несколько человек военных, — офицеры и солдаты, врач и сестры милосердия.

Во главе их был полковник.

Вошедшие начали с того, что успокоили прислугу, а также просили успокоиться и всех жильцов.

Заявили:

— В городе наступило успокоение, больше грабежей не будет, а в случае налетов мы сами будем охранять гостиницу.

Потребовали себе несколько комнат. Все это внесло успокоение среди евреев. Но продолжалось оно недолго.