Багровая книга

   -- Ведь мы с тобой вместе лежали в окопах во время войны.

   Гайдамак стал в него всматриваться. Затем перевел взгляд на его ноги, сказал:

   -- У тебя хорошие сапоги, отдай их мне.

   -- Возьми, возьми,-- охотно согласился тот.

   Они вошли в дом.

   И поменялись сапогами.

   Затем гайдамак вынул из кармана свежие портянки, передал их Свинеру и помог ему надеть свои старые сапоги. Потом получил еще галоши.

   И обратился к своим товарищам:

   -- Не будем же мы резать человека, с которым я сидел в окопах.

   Они ушли.

   Свинер побежал, с трудом шагая через трупы, в квартиру своего брата, председателя еврейской общины... и там увидел своего брага, его жену, ее родителей, прятавшихся там...

   ...зарезанными...

   Начальник милиции по прямому проводу осведомил Проскуров о происходящем, но оттуда получился ответ:

   -- Не мешайте крестьянам делать то, что сочтут нужным. И пусть заберут то, что жиды за долгое время высосали из народа.

   Но и сам начальник милиции сочувствовал и содействовал погрому. Даже его восьмидесятилетний старик отец во время резни, держа толстую доску в руках, добивал раненых евреев.

   Убито было 485 человек.

   Раненых 180.

   Из числа раненых умерло свыше ста.

   Уходя после данного сигнального рожка, гайдамаки облили керосином и бензином пять лучших в местечке домов и подожгли.

   ...Потом рассыпались по уезду...

   Много людей было убито по дорогам... в поле... в лесу...

Верхола

   Между тем в Проскурове резня продолжалась, росла, и не предвиделось ей конца. Было уже пять с половиной часов вечера, и она продолжалась бы вероятно до поздней ночи, но комиссар Таранович, не будучи посвящен во все

   49

   планы Семесенко и Киверчука, ужаснулся при виде кровавого дела.

   Побежал к Семесенко.

   Настойчиво требовал прекратить резню.

   Тот на его слова не обратил внимания.

   Тогда он побежал на телеграф и по прямому проводу сообщил губернскому начальству в Каменец о всем происходящем. Оттуда ему сообщили местонахождение командующего фронтом Шаповала и Таранович по прямому же проводу вызвал его и доложил о резне, а также о своем разговоре с Семесенко. Шаповал тут же телеграфировал атаману приказ о немедленном прекращена резни.

   Таранович отнес приказ Семесенко.

   Тогда тот заявил:

   -- Хорошо, на сегодня резни хватит.

   Прозвучал рожок.

   Гайдамаки собрались на ранее назначенное место, и оттуда в походном порядке с песнями отправились к месту своей стоянки за вокзалом.

   В городе наступила тишина.

   Улицы пусты.

   Всюду валяются трупы.

   ...Застыла кровь...

   На улице льется яркий сет из пустых квартир. По странной иронии судьбы эти ярко освещенные окна свидетельствовали о том, что в доме все живое вырезано. Дело в том, что в Проскурове почти все дома освещаются электричеством, которое там весьма доступно. Религиозные же евреи, которых в Проскурове большинство, верные своему закону, в ночь с пятницы на субботу огня не гасят. И электрических рожков не закрывают. Электричество, таким образом, горит до утра, а затем в субботу вечером, с подачей тока, само зажигается. Евреи после ужасного дня 15-го февраля огня не зажигали. Тем ярче был огонь в окнах домов, где еврейские семьи были вырезаны.

   И на огонек пошли мародеры.

   Всю ночь шло хищение.

   Казаки, солдаты, уголовные, милиционеры, обыватели нагружались до верха и с мешками и тюками награбленного -- молчаливыми жуткими тенями сновали по улицам.

   ...С утра отдельные убийства продолжались.

   Ходили слухи, что в два часа назначена новая резня.

   Собралось экстренное заседание думы.

   Из евреев был только Райгородский, другие должны были с пути вернуться, так как на них производились покушения. Один еврей был застрелен у самой думы.

   Прибыли Семесенко и Киверчук.

   Семесенко в своей речи объяснил, что происшедшее

   50

   было вызвано исключительно евреями, которые будучи сплошь большевиками, задумали вырезать гайдамаков и прочих казаков.

   -- Я и впредь буду так поступать, ибо считаю это своим священным долгом.

   В том же духе высказался и Киверчук.

   Слово взял Верхола.

   Это замечательный человек Проскурова -- выходец из народа и образовался самоучкой. Он окончил художественное училище, учительствовал в народных школах, слушал лекции в университете. По своим убеждениям он социал-демократ и украинец-патриот. При первой раде был гласным думы и также председателем Земской управы. Дважды выполнял обязанности комиссара. При перевороте в пользу гетмана он, считая гетманскую власть реставрационной, не счел возможным продолжать общественную и административную работу, сложил с себя все обязанности и ушел в частную жизнь. Верхола был очень популярен среди населения и в особенности среди евреев. Когда начались крестьянские восстания против гетмана, австрийские власти арестовали Верхолу, обвиняя в организации этих восстаний. Он был увезен в Тарнополь, где просидел два месяца в тюрьме, а когда его повезли на суд, ему удалось с пути бежать, и он все время скрывался. В Проскуров вернулся лишь за два дня до резни. Ему немедленно по возвращении предложено было взять обратно свое заявление о сложении обязанностей гласного думы, на что он согласился.