Багровая книга

   Погромное настроение у нас в Елизаветграде началось вместе с приходом григорьевских войск. Но и раньше, особенно в очередях, слышались угрозы. Приписывали евреям рост цен.

   Бабы кричали:

   -- Все наши несчастья от жидов. Когда уничтожим их коммуну и чрезвычайку, тогда станет дешево.

   И возлагали свои надежды на Григорьева.

   За неделю до его прихода русская прислуга стала покидать еврейские дома.

   Еще когда григорьевский полк был впервые в городе, в конце апреля, настроение его уже было определенное. Однажды русский рабочий, чтобы отделаться от своего квартиранта русского, привел солдат и указал им на него, как на коммуниста.

   Тот вырвался и побежал в штаб.

   -- Ваш хозяин жид?-- спросили там его.

   -- Нет, русский.

   -- Жаль... если бы жид, немедленно расправились бы.

   Потом полк был отозван.

   В городе остался небольшой отряд.

   Коммунисты разоружили его.

   И вот, в половине мая, после жестокой орудийной канонады, масса войск и разного люда в шинелях, с винтовками, револьверами и бомбами, ворвались в город. Тотчас же начался погром, начиная с Вокзальной улицы.

   Я оделась сестрой милосердия.

   С подругой, беспокоясь за участь близких, побежали в город, стараясь опередить солдат, звавших друг друга на Большую и Дворцовую. Мы забегали в дома знакомых, но там видно все спрятались,-- всюду было пусто. Подбежали к дому Гомберга, на Большой, рядом с пассажем, -- у этого дома сквозной вход. Там друзья евреи. Мы стали у ворот с Банной улицы, как наименее крепких, и, как сестры милосердия, отводили банды.

   174

   Всю ночь дежурили у ворот.

   С нами дежурили и 2 крестьянина, не допустившие убить артистов-евреев, румынских подданных. Они жили неподалеку от гостиницы, их вытащили во двор и хотели расстрелять, но благодаря заступничеству крестьян, лишь заставили петь и плясать, потом отпустили.

   Дом Гомберга от пассажа отделен высокими постройками.

   Два дня подряд квартиры в пассаже грабили, и евреев убивали. Часть их через высокие постройки хлынула во двор Гомберга, свыше 100 человек, с разных сторон. Они попрятались по сараям, а мои знакомые скрылись на чердаке. Этот чердак отделялся от чердака пассажа лишь тонкой стенкой, а там шли убийства, слышались мольбы, душераздирающие крики, стоны убиваемых и недобитых людей.

   У знакомых был грудной ребенок.

   В страхе, что он заплачет и привлечет убийц, некоторые решили пожертвовать ребенком и, если он заплачет задушить его.

   К счастью, он не заплакал.

   Трое суток мы продежурили с подругой у ворот дома, принимая всевозможные меры, что бы отводить погромщиков. Потом решили отправиться в красный крест за площадкой для уборки трупов. По дороге мы видели, как всюду убивали евреев, на улицах и во дворах масса трупов, из ворот выбежала женщина с криком:

   -- Боже, убивают... режут...

   Мы зашли во двор.

   ...5 трупов в лужах крови...

   Следом за нами вошел матрос.

   Он утирал пот, ливший с него ручьями, и вид у него, был озверелый.

   -- Что вам нужно?-- спросил он.

   Ответили, что пришли убирать трупы.

   -- Идите в штаб, возьмите разрешение.

   Ушел.

   Тут нам сообщили, что этот матрос расстрелял лежавших во дворе, а потом приканчивал их шашкой. Трупы были в ужасном виде: разрезанные животы, руки, ноги... виднелись внутренности... весь двор залит кровью.

   В субботу появился приказ о прекращении погрома.

   Разъезжала милиция.

   Но при ней же продолжался грабеж.

   Мужичок, направлявшийся в город с мешком в руках, остановлен был ими.

   Он заискивающе спросил:

   -- Что же, нам уже нельзя... уезжать надо?

   175

   -- Да, да, уезжайте. Теперь вы нам привозите уж хлеба, сала...

   Идет баба с мешком и весами. Я обращаюсь к милиции.

   -- Почему же допускается грабеж?

   -- Ничего, в деревне весы пригодятся,-- отвечает милиция.

   Встречаю двух верховых, по виду интеллигентных. В руках у них сорванные дощечки с названием улиц:-- "Ул. Ленина", "Улица К. Маркса".

   Поняла, что штабные.

   -- Вы из стражи?

   -- Нет, мы катаемся.

   -- В такое время катаетесь?..

   Улыбаются.

   Сказала им, что у нас крестьяне разграбили имущество.

   -- Это ошибка, сказал старший,-- вы русские, вас не тронут... но ошибки бывают.

   И добавил многозначительно:

   -- Лес рубят, щепки летят.

   Я спросила:

   -- С кем имею честь говорить?

   -- Я командир Павловского полка.

46

Душа обывателя

   3а 2 дня до Елизаветградскаго погрома вооруженные люди вошли во двор, где я живу, и спрашивали русских соседей:

   -- В каких квартирах живут жиды?

   Те указали.

   Пришедшие записывали.

   А потом посоветовали христианам свои двери отмечать крестами.

   Обеспокоенный, я спросил соседей:

   -- Что это значит?

   Они отвечали:

   -- Скоро будут резать евреев.

   Я пошел к базару, догнал вооруженных и спросил:

   -- Зачем вам, товарищи, нужно знать, где живут в нашем доме жиды?

   -- Кто вы такой? -- спросили они.

   -- Я православный.

   -- Тебе бояться нечего, -- сказали они,-- а жидов мы скоро будем, резать.

   176

   На базаре знакомые евреи рассказывали, что и у них был опрос.

   Вскоре же в город ворвались григорьевцы.

   Мы с женой поспешили уйти из дому.

   Жена с грудным ребенком на руках пошла к сестре, а я в другую сторону, на кирпичный завод брата. На углу мы расстались. К жене подбежала шайка и много баб, остановили ее с криками:

   -- Бей жидовку!