Багровая заря

— Если хотите, можете посмотреть телевизор. Я понимаю, у вас скучная работа. Не буду также возражать, если вы вздремнёте. Вы вовсе не обязаны таращить глаза из-за моей бессонницы. Вам нужно отдохнуть.

— Вам тоже, — сказал Хоук.

— Я высплюсь в любое время, — вздохнула я. — А вы несёте службу. Чтобы лучше её нести, вам следует немного отдохнуть. Это мой приказ.

— Слушаюсь, — ответил Хоук. — Разрешите в таком случае на время моего отдыха сдать пост другому бойцу?

— Нет надобности, — сказала я. — Пусть все остаются на своих местах. Внешней охраны вполне достаточно, а вам вовсе не обязательно бдеть всё время. Вздремните часик. Думаю, вреда от этого не будет.

— Как скажете. Но если вам что-то понадобится, разбудите меня.

Он устроился отдыхать в кресле. Через десять минут он заснул, но я не спешила с побегом. Я ждала, чтобы Хоук заснул покрепче, и только минут через двадцать потихоньку поднялась. Укрыв его своим пледом и потихоньку вытащив у него катану, я пошла к себе в спальню.

Но я не легла. Я взяла листок бумаги и написала следующее:

Простите, что покинула вас. Я больше не могу находиться здесь, я как будто опять в тюрьме, только с лучшими условиями. Я хочу на свободу. Не волнуйтесь за меня, я могу за себя постоять. Я прошу не возлагать никакой вины за мой побег на начальника моей охраны и на временно замещавшего его Элвина Хоука и не налагать на них никакого наказания, равно как и ни на одного из других охранников. Они ни в чём не виноваты, просто таково было моё желание, с которым вы, надеюсь, будете считаться. Ещё раз извиняюсь за мой поступок. Я понимаю, что вы хотите защитить меня, но я так больше не могу.

Аврора.

Оставив записку на столе, я открыла окно, забралась на подоконник и вдохнула ветер свободы. Он тоже обрадовался мне, стал ласково трепать мои волосы и гладить лицо, и я улыбнулась звёздному небу.

Я сразу развила максимальную скорость. Моя охрана не смогла бы быстро среагировать и задержать меня, даже если бы очень захотела.

7.4. Где бы я ни была

В сгущающихся сиреневых летних сумерках я легче пушинки приземлилась на крышу. Окно Карины(из сверхпрочного стеклопластика, а также оборудованное железной рольставней) было распахнуто настежь, ставня была поднята. Ведь сколько раз я просила её держать его закрытым!.. И где обещанная охрана? Я не чувствовала и тени присутствия поблизости кого-нибудь из наших. В груди вскипало негодование. Интересно, в чём ещё они меня обманывают?

А вот вражеское присутствие я почувствовала моментально. С ветки дерева в беспечно открытое окно заглядывал орденский хищник!.. Карина была в опасности!

Он не успел и пикнуть. Сорвавшись с крыши чёрным яростным смерчем, я обезглавила врага утащенной мной у Хоука катаной. Голова отлетела мячиком, тело рухнуло вниз, а я заняла его место на ветке и с тревогой устремила взгляд в окно.

Из комнаты веяло пленительным теплом и дорогим моему сердцу ароматом Карины. Одеяло зашевелилось, показалась сонно моргающая темноволосая головка.

— Карина, почему окно открыто? Что я тебе говорила насчёт него?

Я бесшумно спрыгнула с подоконника, и она, полусонная, узнав мой голос, сразу села в постели и протянула ко мне руки:

— Мамочка…

Ей, тёплой со сна, выбравшейся из-под одеяла, было, наверно, не слишком уютно в моих холодных объятиях, но она стискивала меня изо всех сил, а я стискивала её. Мы целый год не виделись.

— Кариночка, куколка моя… Ты забыла, что окно и ставню нужно держать закрытыми?

— Мамочка, тебя так долго не было… Я ждала тебя, вдруг ты придёшь… И на всякий случай оставила окно…

Я задохнулась от возмущения её беспечностью.

— Сколько раз я тебе говорила, и всё бесполезно! — прошипела я. — Ты что, совсем глупая?! А если бы в окно залетела не я, а кто-то другой?!

Карина испуганно заморгала и почему-то отодвинулась от меня.

— Зая, ты чего? — Я снова заключила её в объятия.

Она прошептала:

— Ты очень страшная, когда сердишься…

Я пожалела, что взяла такой тон. Значит, я одним своим видом могу её напугать? Наверно, у меня горят глаза и торчат зубы. Она сжималась в моих руках, как испуганная зверушка, и я чувствовала её страх — щекотный холодок по сердцу… Она впервые боялась меня.

— Родная, я очень люблю тебя, — пробормотала я, вороша пальцами её тёплые волосы. — Я просто беспокоилась… Пожалуйста, больше не оставляй окно открытым, хорошо? Это опасно. Ты поняла меня?

Она покорно кивнула. Отголоски страха всё ещё чувствовались в ней, и я рассердилась уже на саму себя — за то, что напугала её. Я не сказала ей, что только что убила под окном хищника из Ордена, хотя, может, и следовало. Чтобы она знала, кого бояться, чёрт возьми! Их, а не меня!

Немного взяв себя в руки, я улыбнулась.

— Я безумно соскучилась по тебе, куколка. Поцелуй маму.

Её губки осторожно, робко потянулись ко мне, и я тихонько прильнула к ним своими. Их тёплое, шелковисто-мягкое прикосновение пронзило меня до самого сердца, а к горлу вдруг подступило горькое чувство: я недостойна этого. Я, чудовище, ворую поцелуй у ангела. Но что делать, если я безумно её люблю?!