В эту светлую ночь месяц был не в запретной фазе, и, утверждая свое превосходство, Хаг открыл кульминацию праздника, на глазах всего племени еще раз овладев пленницей. По правде говоря, ему больше хотелось черноволосую Моллу, но племя должно было видеть, как вождь получает первую долю, а получив, отпихивает добычу ногой, позволяя попользоваться ею другим. Дошла очередь и до Моллы, и до гибкой зеленоглазой Гуги, вечно хохочущей под мужчиной, а толстой Яйной Хаг пренебрег, решив, что на сегодня с него хватит.
Никто не оспорил его право. Стояли, ждали. Глаза молодых охотников горели, отражая пламя костров. Из-за первых освободившихся женщин – чужинки, не имеющей имени, и черноволосой Моллы – едва не вспыхнула потасовка, моментально прекращенная свирепым рыком Хага. Нельзя совсем запретить естественное – убьют. Но порядок должен быть. И племя покорилось ему, как когда-то покорилось Аухе, а прежде него Шушши, а до него еще кому-то, чье имя сейчас никто не вспомнит.
Точно так же оно со временем покорится кому-нибудь из этих молодых охотников, а то и нынешних подростков. Но не безбровому Гнуку, посланному к са-амам, сильному и умному. Теперь уже не Гнуку. Потому что Хаг знает, с какой стороны ждать удара, и нанесет удар первым.
Охота этим летом была удачна. Дичь, давно не тревожимая людьми, вновь изобиловала в когда-то опустошенном месте. Брали лося. Некрупный черный медведь не мог противостоять копьям охотников. Попадался большой пятнистый олень, остророгий не в пример своему северному собрату. Подростки каждый день тащили с реки огромные связки рыбы.
Племя зазимует здесь, у полуденной границы своих земель. И останется еще на одну зиму, если добрые духи дадут знак. Зимой сюда придут неисчислимые оленьи стада и будет пастись в лесах и на болоте, разгребая копытами снег. Осенью, случись плохая охота, можно прожить одними грибами и ягодами, которых здесь неизмеримая прорва. Хаг был спокоен. Никто в его племени не умрет от голода, разве что от болезней или старости, с которой не в силах бороться человек.
Шли дни, и светлели ночи. Никто не умер, зато две женщины удачно разродились; один из новорожденных чертами крохотного личика напоминал Хага. Прошел праздник посвящения девушек – после него Хаг целый день не выходил из чума, мучаясь тупой болью в причинном месте. Но на следующий день вышел и сам возглавил охоту. Смирился со своей долей и Ауха, без ропота склонившись перед признанным победителем большого зверя. Жизнь была хороша – впрочем, бывает ли плоха жизнь вождя?
Красные пятна расползлись по лицу безымянной пленницы, перекинулись на руки. Старые пятна сделались багровыми, а пятно на лбу превратилось в кроваво-черную мокнущую язву. В последние дни чужинка часто стонала и охала: видно, ей трудно было двигаться. Женщины племени презирали ее, гнали от костров; начали брезговать ею и мужчины. Пленница куталась в свое рванье, питалась объедками.
Умрет, нет ли? Хагу было все равно. Люди Холмов не искали пропажу; охотники, посланные к полуденной границе, не нашли чужих следов.
В один из прохладных ветренных дней, какие выпадают часто, пока лето не вошло в полную силу, с заката вернулся Гнук, приведя с собой посланца са-амов. Посланец принес вождю подарки: хороший нож резной кости, малую охапку куньих шкурок для отделки праздничных одежд, горсточку речного бисера для того же и оленью мошну, туго набитую серой солью. Соль, настоящую, а не горькую морскую, са-амы выменивают у племени Холмов, с которым они в дружбе, и втридорога перепродают людям Болота. Щедрый подарок.
Щедрый, да с умыслом: видимо, людям с заката не по нраву цена за прочную кость и огненные камни, вот и прислали своего – торговаться. Хочет задобрить вождя...
Низкорослый, как все са-амы, коренастый и смуглый, посланец щурил глаза-щелки, внимательно вглядываясь в лицо Хага. Только в лицо. Он еще не проронил ни звука. Безбровый Гнук, забавно щурясь, сказал, что посланец плохо знает язык людей Болота, поэтому он, Гнук, будет переводить. Ну пусть... Все-таки Гнук не слишком умен. На его месте Хаг предпочел бы держаться как можно незаметнее.
– Аи-и...и-и-и...
Вздрогнув, как все, Хаг уловил носом тяжелый запах и понял, почему расступились люди. Ну конечно, чужинка! Тоже, нашла дура время верещать! Пора совсем выгнать из племени никчемную бабу.
Слова приказа не успели слететь с губ – торопясь, пленница заговорила на своем языке. И Хаг увидел, что посланец, явно понявший ее слова, вдруг боязливо попятился, замахал рукой, и в его глазах-щелках появился ужас.