Багровые реки

— Неужели вы замешаны в этой мерзости?

Крозье молчал. Карим поднял мокрые руки над головой.

— Могу я, по крайней мере, выйти из этого дерьмового склепа?

Крозье повел в сторону револьвером.

— Давай выходи. Только медленно. Очень, очень медленно.

Карим кое-как добрел до ступеней. Он взбирался наверх, а Крозье отступал, держа лейтенанта на мушке. Дождь налетал на них бешеными шквальными порывами. Карим, мокрый насквозь, выпрямился, взглянул на комиссара и спросил:

— Так какова же ваша роль в этом деле? Что вам известно?

Крозье наконец заговорил:

— Это случилось в восьмидесятом году. Когда она приехала, я сразу же ее засек. Это ведь мой город, малыш. Моя территория. А в то время я был практически единственным сыщиком в Сарзаке. Эта женщина, слишком высокая, слишком красивая, собиралась работать у нас учительницей… Я сразу заподозрил, что дело нечисто…

Карим иронически присвистнул:

— Ну как же! Всеведущий Крозье, недремлющее око Сарзака!

— Да-да, не смейся. Я провел небольшое расследование. И обнаружил, что при ней живет ребенок. Мне удалось вызвать ее на откровенность, и она мне все рассказала. Она говорила, что ее ребенка хотят убить демоны.

— Я знаю все это.

— Но ты не знаешь другого: я решил защитить эту семью. Раздобыл им фальшивые документы и…

Кариму почудилось, будто перед ним разверзлась пропасть.

— Кто же были эти демоны?

— Однажды в город явились двое. Они якобы разыскивали старые журналы по всем школам. Эти парни приехали из Гернона — из того города, где прежде работала Фабьенн. И я сразу же понял, что они-то и есть демоны…

— Их имена?

— Кайлуа и Серти.

— Вы смеетесь надо мной: в те времена Реми Кайлуа и Филиппу Серти было лет по двенадцати!

— Их звали иначе. Этьен Кайлуа и Рене Серти. Обоим лет по сорок. Морды бледные, испитые, а глаза горят, как у одержимых.

Карим не смог удержаться от горькой гримасы. Как же он не догадался? Вина «пурпурных» рек лежала на нескольких поколениях. До Реми Кайлуа был Этьен Кайлуа; до Филиппа Серти — Рене Серти. Карим спросил шепотом:

— А дальше?

— Я разыграл перед ними настоящего инквизитора. Проверил документы от корки до корки и все прочее. Но придраться было не к чему, все в ажуре, все по закону. Они уехали, не успев разыскать Фабьенн и ребенка. Так я по крайней мере думал. Однако Фабьенн узнала, что эти парни наведывались в Сарзак, и тотчас решила бежать. И снова я не стал мучить ее лишними расспросами. Мы уничтожили бумаги, касавшиеся ребенка, повырывали листы из школьных журналов — в общем, подчистили все, что смогли… Фабьенн изменила имя ребенка, но…

Карим прервал его. Их разделяла стена колючего ледяного дождя.

— Серти-младший явился сюда в воскресенье ночью; вам известно, что он искал в этом склепе?

— Нет.

Абдуф кивнул в сторону входа.

— Этот проклятый гроб набит крысиными скелетами. От одного их вида рехнуться можно. Что же все это значит?

— Говорю тебе, не знаю. Но ты не должен был открывать гроб. Это неуважение к мертвым…

— К каким еще мертвым? Где они, эти мертвые? Где тело Жюдит Эро? Да и умерла ли она?

— Умерла и похоронена, малыш. Я сам занимался погребением.

Сыщик вздрогнул.

— Так это вы ухаживаете за могилой?

— Да, я. По ночам.

Карим в бешенстве заорал, кинувшись прямо на дуло револьвера:

— Говорите, где она? Где она теперь — Фабьенн Эро?

— Ее нельзя трогать, Карим.

— Комиссар, это дело давно вышло за рамки простого осквернения могилы. Речь идет о нескольких убийствах.

— Знаю.

— Откуда?

— Это уже сообщили по всем телеканалам. И в сегодняшних газетах.

— Значит, вам известно, что речь идет о целой серии зверских преступлений с пытками, увечьями и жуткими инсценировками… Крозье, скажите мне, где можно найти Фабьенн Эро!

Лицо Крозье было неразличимо в темноте, словно у скрывающегося злоумышленника. Он все еще целился в грудь арабу.

— Говорю тебе, ее нельзя трогать.

— Крозье, никто не собирается ее трогать. Но сейчас Фабьенн Эро — единственный человек, способный пролить свет на это проклятое дело. Все, что случилось, свидетельствует против ее дочери, вам хоть это ясно? Все против Жюдит Эро, которая должна была мирно покоиться в этом склепе!

Несколько минут прошло в молчании под унылый шепот дождя, затем Крозье медленно опустил револьвер. Араб затаил дыхание; он понял, что наступил тот самый момент, когда нужно заткнуться и ждать. Наконец комиссар заговорил:

— Фабьенн живет в двадцати километрах отсюда, на холме Эрзин. Я еду с тобой. И если ты ее тронешь, я тебя убью.

Карим с улыбкой отступил назад. Молниеносный оборот вокруг оси, и он ударил каблуком в горло Крозье, отбросив комиссара к соседней могиле.

Араб подошел ближе и нагнулся над распростертым стариком. Он застегнул ему капюшон, усадил, прислонив к какому-то гранитному памятнику, и мысленно попросил у Крозье прощения. Он обошелся с ним жестоко.

Но ему была необходима свобода действий.

52

— Уже тепло, Абдуф. Почти горячо!